Современная фольклористика. Проблемы изучения и собирания фольклора на современном этапе

Что такое современный фольклор и что включает в себя это понятие? Сказки, былины, сказания, исторические песни и многое-многое другое - это наследие культуры наших далеких предков. Современный фольклор должен иметь другое обличие и жить в новых жанрах.

Цель нашей работы - доказать, что фольклор существует и в наше время, указать современные фольклорные жанры и предоставить составленный нами сборник современного фольклора.

Для того чтобы искать признаки устного народного творчества в современности, нужно четко представлять себе, что это за явление - фольклор.

Фольклор -- народное творчество, чаще всего именно устное; художественная коллективная творческая деятельность народа, отражающая его жизнь, воззрения, идеалы; создаваемые народом и бытующие в народных массах поэзия, песни, а также прикладные промыслы, изобразительное искусство, но эти аспекты в работе рассмотрены не будут.

Народное творчество, зародившееся в глубокой древности и является исторической основой всей мировой художественной культуры, источником национальных художественных традиций, выразителем народного самосознания. Произведения фольклора (сказки, легенды, былины) помогают воссоздавать характерные черты народной речи.

Народное творчество повсеместно предшествовало литературе, а у многих народов, в том числе и у нас, продолжало развиваться по ее возникновении наряду и рядом с ней. Литература не была простым перенесением и закреплением фольклора посредством письменности. Она развивалась по своим законам и вырабатывала новые формы, отличные от фольклорных. Но связь ее с фольклором очевидна по всем направлениям и каналам. Нельзя назвать ни одного литературного явления, корни которого не уходили бы в вековые толщи народного творчества.

Отличительной чертой любого произведения устного народного творчества является вариативность. Так как на протяжении столетий произведения фольклора передавались в устной форме, то большинство фольклорных произведений имеет несколько вариантов.

Традиционный фольклор, создаваемый веками и дошедший до нас, делится на две группы -- обрядовый и необрядовый.

К обрядовому фольклору относятся: календарный фольклор (колядки, масленичные песни, веснянки), семейный фольклор (семейные рассказы, колыбельные, свадебные песни и т.д.), окказиональный (заговоры, заклички, заклинания).

Необрядовый же фольклор делится на четыре группы: фольклорная драма (театр Петрушки, ветепная драма), поэзия (частушки, песни), фольклор речевых ситуаций (пословицы, поговорки, дразнилки, прозвища, проклятия) и проза. Фольклорная проза опять же делится на две группы: сказочную (сказка, анекдот) и несказочную (легенда, предание, быличка, рассказ о сне).

Что такое «фольклор» для современного человека? Это народные песни, сказки, пословицы, былины и прочее творчество наших предков, которое создавалось и передавалось из уст в уста когда-то очень давно, а до нас дошло только виде красивых книг для детей или уроков по литературе. Современные люди не рассказывают друг другу сказок, не поют за работой песен, не плачут и не причитают на свадьбах. А если уж что-то сочиняют «для души», то сразу же это записывают. Все произведения фольклора кажутся невероятно далекими от современной жизни. Так ли это? И да, и нет.

Фольклор, в переводе с английского языка, означает «народная мудрость, народное знание». Таким образом, фольклор должен существовать во все времена, как воплощение сознания народа, его жизни, представлений о мире. И если мы не сталкиваемся с традиционным фольклором ежедневно, то должно быть что-то другое, близкое и понятное нам, то, что будет называться современным фольклором.

Фольклор не является неизменной и закостенелой формой народного творчества. Фольклор постоянно находится в процессе развития и эволюции: Частушки могут исполняться под аккомпанемент современных музыкальных инструментов на современные темы, народная музыка может подвергнуться влиянию рок-музыки, а сама современная музыка может включать элементы фольклора.

Часто тот материал, который кажется несерьезным, и есть «новый фольклор». Более того он живет везде и повсюду.

Современный фольклор не взял почти ничего из жанров фольклора классического, а то, что взял, изменил до неузнаваемости. «Уходят в прошлое почти все старые устные жанры - от обрядовой лирики до сказки», - пишет профессор Сергей Неклюдов (крупнейший российский фольклорист, руководителя Центра семиотики и типологии фольклора РГГУ).

Дело в том, что жизнь современного человека не связана с календарем и сезоном, таким в современном мире практически нет обрядового фольклора, нам остались разве только приметы.

Сегодня большое место занимают необрядовые фольклорные жанры. И здесь не только измененные старые жанры (загадки, пословицы), не только относительно молодые формы («уличные» песни, анекдоты), но и тексты, которые вообще трудно отнести к какому-либо определенному жанру. Например, городские легенды (о заброшенных больницах, заводах), фантастические «историко-краеведческие очерки» (о происхождении названия города или его частей, о геофизических и мистических аномалиях, о посещавших его знаменитостях и т. д.), рассказы о невероятных происшествиях,юридических казусах и т. д. В понятие фольклора можно включить и слухи.

Порой прямо на наших глазах формируются новые приметы и поверья - в том числе и в самых продвинутых и образованных группах общества. Кто не слыхал про кактусы, якобы «поглощающие вредное излучение» от компьютерных мониторов? Более того, эта примета имеет развитие: «излучение поглощает не всякий кактус, а только со звездообразными иголками».

Помимо структуры самого фольклора изменилась структура его распределения в обществе. Современный фольклор уже не несет функции самосознания народа в целом. Чаще всего носителями фольклорных текстов являются не жители определенных территорий, а члены одних социокультурных групп. У туристов, у готов, у парашютистов, пациентов одной больницы или учащихся одной школы есть свои приметы, легенды, анекдоты и т.д. Каждая, даже самая небольшая группа людей, едва осознав свою общность и отличие от всех прочих, немедленно обзаводилась собственным фольклором. Причем элементы группы могут меняться, а фольклорные тексты будут оставаться.

Как пример. Во время похода у костра шутят, что если девушки сушат волосы у костра - быть плохой погоде. Весь поход девушек от костра отгоняют. Попав в поход с этим же туристическим агентством, но с совершенно другими людьми и даже инструкторами через год, можно обнаружить, что примета жива и в нее верят. Девушек все также отгоняют от костра. Более того, появляется противодействие: надо посушить нижнее белье, и тогда погода наладится, даже если кто-то из дам все-таки прорвался с мокрыми волосами к огню. Здесь не только на лицо зарождение нового фольклорного текста в определенной группе людей, но и его развитие.

Самыми ярким и парадоксальным явлением современного фольклора можно назвать сетевой фольклор. Главнейшая и универсальная черта всех фольклорных явлений - существование в устной форме, в то время как все сетевые тексты - по определению письменные.

Однако, как отмечает заместитель директора Государственного республиканского центра русского фольклора Анна Костина, многим из них присущи все основные черты фольклорных текстов: анонимность и коллективность авторства, вариативность, традиционность. Более того: сетевые тексты явно стремятся к «преодолению письменности» - отсюда и широкое использование смайликов (позволяющих обозначить интонацию), и популярность «падонской» (намеренно неправильной) орфографии. В сети уже широко гуляют веселые безымянные тексты абсолютно фольклорные по духу и поэтике, но неспособные жить в чисто устной передаче.

Таким образом, в современном информационном обществе фольклор не только многое теряет, но и кое-что приобретает.

Мы выяснили, что в современном фольклоре мало что осталось от традиционного фольклора. А те жанры, которые остались, изменились почти до неузнаваемости. Также появляются новые жанры.

Так, сегодня уже нет фольклора обрядового. И причина его исчезновения очевидна: жизнь современного общества не зависит от календаря, все обрядовые действия, являющиеся неотъемлемой частью жизни наших предков, сошли на нет. Необрядовый фольклор также выделяет поэтические жанры. Здесь и городской романс, и дворовые песни, и частушки на современные темы, а также такие совершенно новые жанры, как речовки, кричалки и садистские стишки.

Прозаический фольклор потерял сказки. Современное общество обходится уже созданными произведениями. Но остаются анекдоты и многое новые несказочные жанры: городские легенды, фантастические очерки, рассказы о невероятных происшествиях и т.д.

Фольклор речевых ситуаций изменился до неузнаваемости, и сегодня он напоминает скорее пародию. Пример: «Кто рано встает - тот далеко от работы живет», «Не имей сто процентов, а имей сто клиентов».

В отдельную группу необходимо выделить совершенно новое и уникальное явление - сетевой фольклор. Здесь и «падонский язык», и сетевые анонимные истории, и «письма счастья» и многое другое.

Проделав эту работу, мы с уверенностью можем сказать, что фольклор не прекратил свое существование столетия назад и не превратился в музейный экспонат. Просто исчезли многие жанры, те же которые остались изменились или поменяли свое функциональное назначение.

Может быть, через сто-двести лет, современные фольклорные тексты и не станут изучать на уроках литературы, а многие из них, возможно, исчезнут значительно раньше, но, тем не менее, новый фольклор - это представление современного человека об обществе и о жизни этого общества, его самосознание и культурный уровень. Замечательную по богатству этнографических деталей характеристику различных социальных групп трудящегося населения России середины XIX века оставил В. В. Берви-Флеровский в своей книге «Положение рабочего класса в России». Его внимание к своеобразным чертам быта и культуры каждой из этих групп обнаруживается даже в самих названиях отдельных глав: «Работник-бродяга», «Сибирский земледелец», «Зауральский рабочий», «Работник-приискатель», «Горный рабочий», «Русский пролетарий». Все это - разные социальные типы, представляющие русский народ в конкретной исторической обстановке. Не случайно Берви-Флеровский счел необходимым выделить характеристику «нравственного настроения рабочих в промышленных губерниях», понимая, что в этом «настроении» есть немало специфических признаков, отличающих его от «нравственного настроения» <работника на севере», а строй мыслей и чувств «земледельца на помещичьих землях» не тот, что у земледельца-переселенца в Сибири.

Эпоха капитализма и особенно империализма приносит новые существенные преобразования в социальной структуре народа. Самым важным фактором, оказывающим огромное воздействие на весь ход общественного развития, на судьбу всего народа в целом, оказывается появление нового, самого революционного в истории человечества класса - рабочего класса, вся культура которого, в том числе и фольклор, представляет собой качественно новое явление. Но и культура рабочего класса должна изучаться конкретно исторически, в своем развитии, должны учитываться национальные, региональные и профессиональные ее особенности. В самом рабочем классе есть разные слои, разные группы, различающиеся уровнем классового сознания, культурными традициями. Большое методологическое значение в связи с этим сохраняет труд В. И. Иванова «Развитие капитализма в России», где конкретно исследуются различные условия, в которых происходило формирование отрядов рабочего класса в индустриальных центрах, на промышленном юге, в обстановке «особого быта» на Урале.

Развитие капиталистических отношений в деревне ломает сельскую общину, раскалывает крестьянство на два класса - мелких производителей, часть которых постоянно пролетаризуется, и сельскую буржуазную - кулачество. Представление о единой якобы крестьянской культуре в условиях капитализма - дань мелкобуржуазным иллюзиям и предрассудкам, а недифференцированное, некритическое изучение крестьянского творчества этой эпохи может лишь укрепить такие иллюзии и предрассудки. Социальную неоднородность народа в условиях борьбы всех демократических сил России против царского самодержавия и крепостнических пережитков за политическую свободу подчеркнул В. И. Иванов: «... народ, борющийся с самодержавием, состоит из буржуазии и пролетариата». Из истории общества известно, что столь же неоднородной была социальная структура народа, совершившего антифеодальную революцию в Англии, Франции, Нидерландах, Германии, Италии. Известно также, что, воспользовавшись общенародными завоеваниями, буржуазия, придя к власти, изменяет народу и сама становится антинародной. Но то обстоятельство, что на определенном этапе исторического развития она являлась одним из составных элементов народа, не могло не отразиться на характере народной культуры соответствующей эпохи.

Признание сложной, постоянно меняющейся социальной структуры народа означает не только то, что меняется классовый состав народа, но и то, что развиваются и меняются взаимоотношения между классами и группами внутри народа. Разумеется, поскольку народ составляют прежде всего трудящиеся и эксплуатируемые массы, это определяет общность их классовых интересов и взглядов, единство их культуры. Но, признавая принципиальную общность народа и видя прежде всего основное противоречие между эксплуатируемыми массами и господствующим классом, как подчеркнул В.И. Иванов, «требует, чтобы этим словом (народ) не прикрывалось непонимание классовых антагонизмов внутри народа».

Следовательно, культура и искусство народа в классовом обществе, «народное творчество» является классовым по своей природе не только в том смысле, что оно противостоит идеологии господствующего класса в целом, но и в том, что само оно является сложным, а подчас и противоречивым по своему классовому, идеологическому содержанию. Наш подход к фольклору поэтому предполагает исследование выражения в нем как общенародных идеалов и стремлений, так и не во всем совпадающих интересов и представлений отдельных классов и групп, составляющих народ на разных этапах истории общества, изучение отражения в фольклоре как противоречий между всем народом и господствующим классом, так и возможных противоречий «внутри народа». Только такой подход является условием подлинно научного изучения истории фольклора, охвата всех его явлений и понимания их, какими бы противоречивыми они ни были, какими бы несовместимыми они ни казались с «идеальными» представлениями о народном творчестве. Такой подход служит надежной гарантией и против ложноромантической идеализации фольклора и против произвольного исключения из области фольклора целых жанров или произведений, как это бывало не раз в пору господства догматических концепций в фольклористике. Важно уметь судить о фольклоре на основании не умозрительных априорных представлений о народном творчестве, а с учетом реальной истории народных масс и общества.

Что такое «фольклор» для современного человека? Это песни, сказки, пословицы, былины и прочее творчество наших предков, которое создавалось и передавалось из уст в уста когда-то давно, а теперь осталось в виде красивых книжек для детей и репертуара этнографических ансамблей. Ну, может, где-то невообразимо далеко от нас, в глухих деревнях еще остались какие-то старушки, которые еще что-то помнят. Но это только до тех пор, пока туда не пришла цивилизация.

Современные люди не рассказывают друг другу сказок, не поют за работой песен. А если уж что-то сочиняют «для души», то сразу же это записывают.

Пройдет совсем немного времени – и фольклористам придется изучать лишь то, что успели собрать их предшественники, либо менять специальность...

Так ли это? И да, и нет.

От эпоса к частушке

Недавно в одной из ЖЖ-дискуссий промелькнуло горестное наблюдение школьного учителя, обнаружившего, что его ученикам ничего не говорит имя Чебурашка. Учитель был готов к тому, что дети незнакомы ни с царем Салтаном, ни с Хозяйкой Медной горы. Но Чебурашка?!

Примерно те же чувства испытала лет двести назад вся образованная Европа. То, что веками передавалось от поколения к поколению, что было словно бы растворено в воздухе и что, казалось, невозможно было не знать, вдруг стало забываться, рассыпаться, уходить в песок.

Внезапно обнаружилось, что повсюду (и особенно в городах) выросло новое поколение, которому древняя устная культура известна лишь в бессмысленных обрывках либо неведома вовсе.

Ответом на это стал взрыв собирательства и публикаций образцов народного творчества.

В 1810-х годах Якоб и Вильгельм Гриммы начинают публиковать сборники немецких народных сказок. В 1835 году Элиас Ленрот выпускает первое издание «Калевалы», потрясшей культурный мир: оказывается, в самом глухом углу Европы среди маленького, никогда не имевшего собственной государственности народа до сих пор бытует героический эпос, по объему и сложности структуры сопоставимый с древнегреческими мифами! Собирание фольклора (так в 1846 году английский ученый Уильям Томс назвал всю совокупность народного «знания», бытующего исключительно в устной форме) разрасталось по всей Европе. И одновременно росло ощущение: фольклор уходит, носители вымирают, во многих областях ничего не удается найти. (Например, ни одну из русских былин ни разу не удалось записать там, где происходит их действие, да и вообще в историческом «ядре» русских земель. Все известные записи сделаны на Севере, в нижнем Поволжье, на Дону, в Сибири – т. е. на территориях русской колонизации разных времен.) Нужно торопиться, нужно успеть записать как можно больше.

В ходе этого торопливого собирательства в записи фольклористов все чаще и чаще попадало нечто странное. Например, короткие попевки, непохожие ни на что из того, что прежде пели в деревнях.

Точные рифмы, правильное чередование ударных и безударных слогов роднили эти куплеты (сами народные исполнители звали их «частушками») с городской поэзией, однако содержание текстов не обнаруживало связи ни с какими печатными источниками. Среди фольклористов шли нешуточные споры: считать ли частушки в полном смысле слова фольклором или же это продукт разложения народного творчества под влиянием профессиональной культуры?

Как ни странно, именно эта дискуссия заставила молодую еще тогда фольклористику приглядеться к новым, возникающим прямо на глазах формам народной словесности.

Очень быстро выяснилось, что не только в деревнях (традиционно считавшихся основным местом бытования фольклора), но и в городах возникает и циркулирует много чего такого, что по всем признакам следует отнести именно к фольклору.

Здесь следует сделать оговорку. Вообще-то понятие «фольклор» относится не только к словесным произведениям (текстам), но вообще ко всем явлениям народной культуры, передающимся непосредственно от человека к человеку. Традиционный, сохраняющийся веками рисунок вышивки на полотенце в русском селе или хореография ритуального танца африканского племени – это тоже фольклор. Однако отчасти по объективным причинам, отчасти в силу того, что тексты легче и полнее поддаются записи и изучению, именно они стали главным объектом фольклористики с самого начала существования этой науки. Хотя ученые прекрасно понимают, что для любого фольклорного произведения не менее (а иногда и более) важны особенности и обстоятельства исполнения. Например, анекдот обязательно включает в себя процедуру рассказывания – для которой абсолютно необходимо, чтобы хотя бы часть присутствующих этого анекдота еще не знала. Анекдот, известный всем в данном сообществе, просто не исполняется в нем – и следовательно, не «живет»: ведь фольклорное произведение существует только во время исполнения.

Но вернемся к современному фольклору. Стоило исследователям вглядеться в материал, который они (а часто и сами его носители и даже творцы) считали «несерьезным», лишенным всякой ценности, как оказалось, что

«новый фольклор» живет везде и повсюду.

Частушка и романс, анекдот и легенда, обряд и ритуал, и еще многое такое, чему в фольклористике не было подходящих названий. В 20-е годы прошлого века все это стало предметом квалифицированных исследований и публикаций. Однако уже в следующем десятилетии серьезное изучение современного фольклора оказалось невозможным: реальное народное творчество категорически не вписывалось в образ «советского общества». Правда, какое-то количество самих фольклорных текстов, тщательно отобраных и причесаных, время от времени публиковалась. (Например, в популярном журнале «Крокодил» бытовала рубрика «Просто анекдот», где нередко встречались актуальные анекдоты – естественно, самые безобидные, но и их действие часто на всякий случай переносилось «за рубеж».) Но научное исследование современного фольклора фактически возобновилось только в конце 1980-х годов и особенно усилилось в 1990-е. По словам одного из лидеров этой работы профессора Сергея Неклюдова (крупнейшего российского фольклориста, руководителя Центра семиотики и типологии фольклора РГГУ), это произошло во многом по принципу «не было бы счастья, да несчастье помогло»: не имея средств на нормальные собирательско-исследовательские экспедиции и студенческие практики, российские фольклористы перенесли свои усилия на то, что было рядом.

Вездесущий и многоликий

Собранный материал прежде всего поражал обилием и разнообразием. Каждая, даже самая небольшая группа людей, едва осознав свою общность и отличие от всех прочих, немедленно обзаводилась собственным фольклором. Исследователям и раньше был известен фольклор отдельных субкультур: тюремные, солдатские, студенческие песни. Но оказалось, что свой фольклор бытует среди альпинистов и парашютистов, активистов охраны природы и приверженцев нетрадиционных культов, хиппи и «готов», пациентов конкретной больницы (иногда даже отделения) и завсегдатаев конкретной пивной, воспитанников детских садов и учеников младших классов. В ряде таких сообществ персональный состав быстро менялся – пациенты ложились в больницу и выписывались, дети поступали в детсад и заканчивали его, – а фольклорные тексты продолжали циркулировать в этих группах десятилетиями.

Но еще неожиданнее оказалось жанровое разнообразие современного фольклора

(или «постфольклора», как предложил называть это явление профессор Неклюдов). Новый фольклор не взял почти ничего из жанров фольклора классического, а то, что взял, изменил до неузнаваемости. «Уходят в прошлое почти все старые устные жанры – от обрядовой лирики до сказки», – пишет Сергей Неклюдов. Зато все больше места занимают не только относительно молодые формы («уличные» песни, анекдоты), но и тексты, которые вообще трудно отнести к какому-либо определенному жанру: фантастические «историко-краеведческие очерки» (о происхождении названия города или его частей, о геофизических и мистических аномалиях, о посещавших его знаменитостях и т. д.), рассказы о невероятных происшествиях («один студент-медик поспорил, что проведет ночь в мертвецкой...»), юридических казусах и т. д. В понятие фольклора пришлось включить и слухи, и неофициальную топонимику («встречаемся у Головы» – т. е. у бюста Ногина на станции «Китай-город»). Наконец, есть целый ряд «медицинских» рекомендаций, живущих по законам фольклорных текстов: как симулировать те или иные симптомы, как похудеть, как уберечься от зачатия... Во времена, когда алкоголиков было принято направлять на принудительное лечение, среди них была популярна методика «расшивания» – что нужно делать, чтобы нейтрализовать или хотя бы ослабить действие вживленной под кожу «торпеды» (капсулы с антабусом). Эта довольно изощренная физиологическая техника успешно передавалась устно от старожилов «лечебно-трудовых профилакториев» к новичкам, т. е. была явлением фольклора.

Порой прямо на наших глазах формируются новые приметы и поверья – в том числе и в самых продвинутых и образованных группах общества.

Кто не слыхал про кактусы, якобы «поглощающие вредное излучение» от компьютерных мониторов? Неизвестно, когда и где возникло это поверье, но в любом случае оно не могло появиться раньше сколько-нибудь широкого распространения персональных компьютеров. И продолжает развиваться на наших глазах: «излучение поглощает не всякий кактус, а только со звездообразными иголками».

Впрочем, иногда в современном обществе удается обнаружить и хорошо известные феномены – правда, преображенные настолько, что для того, чтобы увидеть их фольклорную природу, нужны специальные усилия. Московская исследовательница Екатерина Белоусова, проанализировав практику обращения с роженицами в российских роддомах, пришла к выводу: пресловутая грубость и авторитарность медперсонала (равно как и многие ограничения для пациенток и навязчивое опасение «инфекции») есть не что иное как современная форма родильного обряда – одного из главнейших «обрядов перехода», описанного этнографами во многих традиционных обществах.

Из уст в уста по интернету

Но если в одном из самых современных социальных институтов под тонким слоем профессиональных знаний и бытовых привычек вдруг обнаруживаются древние архетипы, так ли уж принципиально отличие нынешнего фольклора от классического? Да, изменились формы, сменился набор жанров – но такое случалось и раньше. Например, в какой-то момент (предположительно в XVI веке) в России перестали складываться новые былины – хотя уже сложенные продолжали жить в устной традиции до конца XIX и даже до XX века, – а на смену им пришли исторические песни. Но сущность народного творчества осталась прежней.

Однако по мнению профессора Неклюдова, отличия постфольклора от классического фольклора гораздо глубже. Во-первых, из него выпал главный организующий стержень – календарь. Сельскому жителю смена сезонов диктует ритм и наполнение всей жизни, городскому – разве что выбор одежды. Соответственно и фольклор «открепляется» от сезона – а заодно и от соответствующих обрядов, становится необязательным.

Во-вторых,

помимо структуры самого фольклора изменилась структура его распределения в обществе.

Понятие «национальный фольклор» – до некоторой степени фикция: фольклор всегда был локален и диалектен, причем местные отличия были важны для его носителей («а у нас не так поют!»). Однако если прежде эта локальность была буквальной, географической, то теперь она стала скорее социально-культурной: соседи по лестничной площадке могут быть носителями совершенно разного фольклора. Они не понимают шутки друг друга, не могут подпеть песню... Самостоятельное исполнение каких бы то ни было песен в компании сегодня вообще становится редкостью: если еще несколько десятилетий назад определение «всенародно известная» относилось к песням, которые все могут подпеть, то теперь – к песням, которые каждый хоть раз слышал.

Но самое, может быть, важное – маргинализация места фольклора в жизни человека.

Все самое главное в жизни – и мировоззрение, и социальные навыки, и конкретные знания – современный горожанин, в отличие от своего не такого уж далекого предка получает не через фольклор. С фольклора почти снята и другая важнейшая функция – идентификации и самоидентификации человека. Фольклор всегда был средством заявить о принадлежности к определенной культуре – и средством проверить это заявление («наш – это тот, кто поет наши песни»). Сегодня фольклор выполняет эту роль либо в маргинальных и часто противостоящих «большому» обществу субкультурах (например, криминальной), либо весьма фрагментарно. Скажем, если человек увлекается туризмом, то он может подтверждать свою принадлежность к туристическому сообществу знанием и исполнением соответствующего фольклора. Но кроме того, что он турист, он еще инженер, православный, родитель – и все эти свои ипостаси он будет манифестировать совсем другими способами.

Но, как замечает Сергей Неклюдов,

совсем без фольклора человек обходиться тоже не может.

Пожалуй самым ярким и парадоксальным подтверждением этих слов стало возникновение и быстрое развитие так называемого «сетевого фольклора» или «интернет-лора».

Само по себе это звучит как оксюморон: главнейшая и универсальная черта всех фольклорных явлений – существование в устной форме, в то время как все сетевые тексты – по определению письменные. Однако, как отмечает заместитель директора Государственного республиканского центра русского фольклора Анна Костина, многим из них присущи все основные черты фольклорных текстов: анонимность и коллективность авторства, поливариантность, традиционность. Более того: сетевые тексты явно стремятся к «преодолению письменности» – отсбда и широкое использование смайликов (позволяющих хотя бы обозначить интонацию), и популярность «падонской» (намеренно неправильной) орфографии. В то же время компьютерные сети, позволяющие мгновенно копировать и пересылать тексты значительного размера, дают шанс на возрождение крупным повествовательным формам. Конечно, вряд ли в интернете когда-нибудь родится что-то подобное киргизскому героическому эпосу «Манас» с его 200 тысячами строк. Но в сети уже широко гуляют веселые безымянные тексты (вроде знаменитых «радиопереговоров американского авианосца с испанским маяком») – абсолютно фольклорные по духу и поэтике, но неспособные жить в чисто устной передаче.

Похоже, в информационном обществе фольклор может не только многое терять, но и кое-что приобретать.

№24 Современный крестьянский и городской фольклор (по-моему полная хрень!!! Не знаю кто искал этот ответ)

Фольклор в “широком” смысле (вся народная традиционная крестьянская духовная и отчасти материальная культура) и “узком” (устная крестьянская словесная худож. традиция). Фольклор - это совокупность структур, интегрированных словом, речью, вне зависимости от того, с какими несловесными элементами они связаны. Вероятно, точнее и определеннее было бы пользоваться давним и с 20-30-х гг. вышедшим из употребления терминологич. словосочетанием “устная словесность” или не очень определенным социологич. ограничением “устная народная словесность”. Такое употребление термина определяется различными концепциями и трактовками связей предмета фольклористики с др. формами и слоями культуры, неодинаковой структурой культуры в разных странах Европы и Америки в те десятилетия прошлого века, когда возникали этнография и фольклористика, различными темпами последующего развития, разным составом основного фонда текстов, к-рые использовала наука в каждой из стран.В соврем, фольклористике наибольшим авторитетом пользуются четыре основные концепции, к-рые вместе с тем постоянно взаимодействуют: а) фольклор - устно передаваемый простонародный опыт и знания. При этом имеются в виду все формы духовной культуры, а при максимально расширенном толковании - и нек-рые формы материальной культуры. Вводится только социологическое ограничение (“простонародные”) и историко-культурный критерий - архаичные формы, господствующие или функционирующие в качестве пережитков. (Слово “простонародный” определеннее, чем “народное”, в социологическом отношении, и не содержит оценочного смысла (“народный артист”, “народный поэт”); б) фольклор - простонародное художественное творчество или, по более современному определению, “художественная коммуникация”. Эта концепция позволяет распространять употребление термина “фольклор” на сферу музыкального, хореографического, изобразит. и т.д. простонародного творчества; в) фольклор - простонародная вербальная традиция. При этом из всех форм простонародной деятельности выделяются те, к-рые связаны со словом; г) фольклор - устная традиция. При этом устности придается первостепенное значение. Это позволяет выделять фольклор из др. вербальных форм (прежде всего противопоставлять его лит-ре).Т.о. перед нами следующие концепции: социологическая (и историко-культурная), эстетич., филологич. и теоретико-коммуникативная (устная, прямая коммуникация). В двух первых случаях это “широкое” употребление термина “фольклор”, и в двух последних - два варианта “узкого” его употребления.

Соврем. фольклористика, стремясь познать общие закономерности развития фольклора, не может не считаться с тем, что он воспринимается самими народами как драгоценное для них выражение этнич. специфики, духа народа. Разумеется, соотношение общечеловеческого и специфически этнического каждый раз обусловливается конкретными условиями развития этноса - степенью его консолидированности, характером его контактов с др. этносами, особенностями расселения, менталитетом народа и т.д. Если пользоваться категориями генеративной грамматики, можно было бы сказать, что общие, интернац. закономерности, как правило, проявляются на уровне глубинных структур, а специфические национальные - на уровне поверхностных структур. Если обратиться, например, к сказкам или сюжетным эпич. песням (международная их повторяемость хорошо изучена), то нельзя не констатировать, что их сюжеты в значит. степени международны, а их воплощения в реальных текстах варьируются в разных этнич. и локальных традициях, приобретая определенные этнич. черты (язык, интимно связанный с фольклором, реалии быта, верований, набор характерных мотивов, из к-рых, как говорил А.Н. Веселовский, “снуются сюжеты”, особенно образы героев и их поведение, природные условия, в к-рых развивается действие, характерные социальные отношения и т.д.). И сказочная, и эпическая традиции создают как бы свой мир, не имеющий прямых аналогий в действительности. Мир этот измышлен коллективной фантазией, он представляет собой преобразованную действительность. Однако, как бы ни была сложна связь сказочной реальности и реальности подлинной, она существует и отражает не просто и не только нечто общечеловеческое, но и особенности бытия и мышления определенного народа.

ВОТ ЧТО Я НАШЛА!!! (КАТЯ)

Традиционный фольклор - это те формы и механизмы художественной культуры, которые сохраняются, фиксируются и передаются от поколения к поколению. В них запечатлены универсальные эстетические ценности, которые сохраняют свою значимость вне конкретно-исторических социальных изменений.

Современный фольклор отражает сегодняшний этап развития народного художественного творчества. Он вбирает в себя современные эстетику, проблематику и художественные образы. Это также бесписьменная культура, носителями которой часто становятся маргинальные слои общества. В структуре современного фольклора можно выделить так называемый неофольклор. Это бытовое художественное творчество неформализованного досугового характера, включающее одновременно формы фольклора, массового и профессионального искусства, художественной самодеятельности, отличающееся эстетическим многообразием, стилевой и жанровой неустойчивостью, и выступающее "второй" волной в современной фольклорной культуре.

Крестьянский фольклор принадлежит крестьянской субкультуре. Это достаточно стабильная художественная система. В ней присутствуют трудовые, этические, семейно-брачные и эстетические ценности земледельцев. Дошедшие до нас архаичные ее слои представляют по духу и смыслу ценностную систему земледельческого календаря и культуру крестьянства, соединившую в себе черты язычества и христианства.

Городской фольклор появился в более поздний период, его широкое распространение относится к ХVIII в. Он развивался в постоянном взаимодействии, с одной стороны, с авторским искусством в его письменных (печатных) формах, а с другой - с крестьянским фольклором. Очень характерными были процессы заимствований от одного пласта культуры к другому. Они происходили посредством мещанского фольклора, идеи, образы и художественные приемы которого являлись определяющими для городского фольклора.

Таким образом, можно констатировать широкое разнообразие трактовок понятия "фольклор". Тем не менее, постепенно доминирующими оказались определения фольклора в узком и широком смыслах: как устного народного творчества и как совокупности всех видов народного творчества в контексте народной жизни.

Жанры современного городского фольклора

Городской песенный фольклор

Жестокий романс

Городская песня

Прагматика устного рассказа

Несказочная проза провинциального города

Фольклор коммунальных квартир

Семейный фольклор

Современный анекдот

Современная альбомная традиция

Магические письма

№25. Понятие «игра», игровая культура. Психология, основы, функции и природа игры.

Игра - это такой вид деятельности, результатом которого не становится производство какого-либо материального или идеального продукта (за исключением деловых и конструкторских игр взрослых людей и детей). Игры часто имеют характер развлечения, преследуют цель получения отдыха. Иногда игры служат средством символической разрядки напряженностей, возникших под влиянием актуальных потребностей человека, которые он не в состоянии ослабить иным путем.

Игровая культура понимается как одна из подсистем культуры, в которой реализуются атрибутивные признаки игровой деятельности и отражается специфика ее субъекта, объекта, процессуальных, результативных, институциональных характеристик.

Существует несколько типов игр :

Индивидуальные

Групповые

Предметные

Сюжетные

Ролевые

Игры с правилами.

Признаки (черты) игры:

свободная развивающаяся деятельность, предпринимаемая лишь по желанию, ради удовольствия от самого процесса деятельности, а не только от результата.

творческая, импровизационная, активная по своему характеру деятельность.

эмоционально напряжённая, приподнятая, состязательная, конкурентная деятельность.

деятельность, проходящая в рамках прямых или косвенных правил, отражающих содержание игры.

деятельность имеющая имитационный характер. "Игра не есть «обыденная» жизнь и жизнь как таковая. Она скорее выход из рамок этой жизни во временную сферу деятельности, имеющую свою собственную направленность. Даже малое дитя прекрасно знает, что оно играет лишь «как будто взаправду», что это всё «понарошку».

деятельность обособленная от «обыденной» жизни местом действия - игровой зоной и продолжительностью. Она «разыгрывается» в определённых рамках пространства и времени. Внутри игрового пространства царит собственный безусловный порядок. (Й. Хёйзинга , 1992).

наличие минимальной игровой ситуации .

Функции игры :

коммуникативная - обладающая экспансивным влиянием. Игра охватывает всех присутствующих (участников, зрителей, организаторов), т. е. устанавливает эмоциональные контакты;

деятельностная - выявляющая взаимодействие людей друг с другом и окружающим миром;

компенсаторная - восстанавливающая энергию, жизненное равновесие, тонизирующая психологические нагрузки;

воспитательная - организующая деятельность человека. Игра позволяет создать целенаправленное воспитание и обучение;

педагогическая, дидактическая - развивающая умения и навыки (тренируются память, внимание, восприятие информации различной модальности);

прогнозирующая - предсказывающая, экспериментирующая;

моделирующая - связывающая действительность с нереальным;

развлекательная - создающая благоприятную атмосферу, превращающая научное мероприятие в увлекательное приключение;

релаксационная - снимающая эмоциональное напряжение, положительно воздействующая на нервную систему;

психотехническая - перестраивающая психику игрока для усвоения больших объемов информации;

развивающая - корректирующая проявления личности в игровых моделях жизненных ситуаций.

Существует несколько концепций в подходе к феномену игры :

а) немецкого философа и психолога К. Грооса ; согласно ей игра есть предварительная подготовка к условиям будущей жизни;

б) австрийского психолога К. Бюлера , определяющего игру как деятельность, совершаемую ради получения удовольствия от самого процесса деятельности;

в) голландского ученого Ф. Бейтендейка , рассматривающего игру как форму реализации общих изначальных влечений: к свободе, к слиянию с окружающей средой, к повторению.

г) З. Фрейд считал, что игра замещает вытесненные желания.

ж) Г. Спенсер относился к игре как к проявлению избытка жизненных сил.

з) Г. В. Плеханов. Игра - является порождением труда, возникая как бы из подражания трудовым процессам.

Природа игры

Игра - это осмысленная деятельность, т. е. совокупность осмысленных действий, объединенных единством мотива.

Игровое действие совершается не ради практического эффекта, который оно оказывает на обыгрываемый предмет. Игра является выражением определенного отношения личности к окружающей действительности.

Игра индивида всегда теснейшим образом связана с той деятельностью, на которой основывается существование данного вида. У животных она связана с основными формами инстинктивной жизнедеятельности, посредством которых поддерживается их существование; у человека «игра - дитя труда» .

Эта связь игры с трудом ярко запечатлена в содержании игр: все они обычно воспроизводят те или иные виды практической неигровой деятельности.

Игра человека - порождение деятельности, посредством которой человек преобразует действительность и изменяет мир. Суть человеческой игры - в способности, отображая, преображать действительность.

В игре впервые формируется и проявляется потребность ребенка воздействовать на мир - в этом основное, центральное и самое общее значение игры.

Общность и различие игры с трудом, прежде всего в их мотивации.

Основное различие между игровой деятельностью и трудовой заключается в общем отношении к своей деятельности. Трудясь, человек делает не только то, в чем испытывает непосредственную потребность или непосредственный интерес; сплошь и рядом он делает то, что нужно или должно быть сделано, независимо от наличия непосредственного интереса или непосредственной потребности. Играющие в своей игровой деятельности непосредственно не зависят от того, что диктует практическая необходимость или общественная обязанность. Врач, занятый своей трудовой деятельностью, лечит больного, потому что этого требуют его профессиональные или служебные обязанности; ребенок, играя во врача, «лечит» окружающих только потому, что это его привлекает. В игре выражается более непосредственное отношение к жизни, она исходит из непосредственных побуждений - непосредственных интересов и потребностей.

Сущность игры , состоит в том, что мотивы игры заключаются не в утилитарном эффекте и вещном результате, которые обычно дает данное действие в практическом неигровом плане и не в самой деятельности безотносительно к ее результату, а в многообразных переживаниях, значимых для ребенка, вообще для играющего.

В игре воображаемы только условия игры, в которые ребенок себя мысленно ставит, но чувства, которые он в этих воображаемых условиях испытывает, - это подлинные чувства, которые он действительно испытывает.

Игра - способ реализации потребностей и запросов ребенка в пределах его возможностей.

№26. Русское деревянное зодчество. Знаменитые архитектурные ансамбли и жилые постройки России.

Издревле главными строительными материалами для русских зодчих были дерево и глина. Глиняные кирпичи получили на Руси распространение, начиная с середины X века, а дерево в качестве основного строительного материала использовалось с незапамятных времен. Именно деревянная архитектура стала основой особенного стиля русского средневекового зодчества, которое подразумевает оптимальное сочетание красоты и функциональности построек.

Главным орудием строителя долгие века оставался топор. Дело в том, что пила при работе рвет древесные волокна, оставляя их открытыми для воды. Топор же, сминая волокна, как бы запечатывает торцы бревен. Недаром, до сих пор говорят: «срубить избу». Поэтому пилы применялись исключительно в столярном деле.

Если обратиться к истории русского деревянного зодчества, то самым большим и уникальным заповедником народного творчества является Русский Север. В Архангельской губернии сохранившихся деревянных построек больше, чем где бы то ни было в России. Осмотреть все эти памятники физически невозможно, поэтому в свое время часть из них была перенесена в один из самых знаменитых архитектурных музеев России в деревушке Малые Корелы, что находится неподалеку от Архангельска. В Малых Корелах воссозданы несколько жилых комплексов различных районов - Каргопольско-Онежского, Мезенского, Пинежского и Северо-Двинского, при этом все строения группируются по «географическому» признаку, как бы создавая в комплексе уменьшенную модель всего русского Севера.

Еще один непревзойденный по красоте архитектурный ансамбль расположен неподалеку от деревни Кижи. По концентрации объектов наследия Кижский историко-культурный и природный комплекс является уникальной исторической территорией, не знающей себе равных на Европейском Севере России.

Вместе с архитектурными памятниками, сохранившимися в неизменном виде с момента строительства или вывезенными из других районов и воссозданных на территории заповедника, кижское музейное собрание иллюстрирует основные аспекты традиционной культуры коренных народов Карелии: карелов, вепсов, русских.

Прекрасный материал для изучения основных направлений средневекового деревянного зодчества дает Кострома. Город возник в Среднем Поволжье, то есть в местности исключительно богатой лесами, что и определило характер застройки. Надо сказать, что каменное строительство до самого конца XVII века в Костроме было явлением крайне редким - даже дома богатейших дворян и купцов и дом матери царя Михаила Романова - Марфы, были деревянными. Восстановить образ древних деревянных храмов Костромы можно по памятникам архитектуры, сохранившимся в музее деревянного зодчества и на территории Костромской области.

Исключительно богат архитектурными памятниками старинный русский город Суздаль. Живописно и равномерно расположенные по всей территории города, они образуют редкий по красоте и целостности архитектурный ансамбль. Стиль, избранный древними зодчими, придает очарование древнему городу, чья история исчисляется почти тысячелетиями.

Поначалу этот музей возник на небольшои безлесном и почти пустынном острове Кижи на Онежском озере. А когда-то здесь было обширное поселение, именуемое в новгородских писцовых книгах "Спасский Кижский погост". Кижский - от названия острова, а Спасский - от названия церкви на погосте острова.

Часовня Архангела Михаила из деревни Леликозеро - одна из архитектурных жемчужин Русского Севера. Кроме того, как и многие другие часовни, она была самым красивым строением деревни и дарила жителям немало светлых, праздничных минут.

Церковь Воскресения, 1776 г. Суздаль (Музей деревянного зодчества)

Ветряная мельница. Деревня Волкостров (Насоновщина), 1928

Ветряная мельница из деревни Волкостров (Насоновщина) построена в 1928 г. местным мастером николаем Яковлевичем Биканиным (1880 - 1958 гг.). Мельница является прекрасным образцом инженерного таланта северных крестьян.

Спасо-Преображенская церковь, XVII в.

Многоглавая Преображенская церковь была возведена в 1714 году, в самый разгар Северной войны, на месте старого, сгоревшего от удара молнии храма.

Церковь Покрова Божией Матери (купол), XVII в

В 1764 году была сооружена Покровская церковь. Девять глав ее образуют поразительную по красоте ажурную корону - легкую, женственно-изящную, и в то же время, торжественную, царственно-величавую: словно русская красавица в шитом жемчугом уборе.

Часовня Михаила Архангела, XVII-XVIII в.

Часовня была местом общения с Богом. В тревожные времена становилась сторожевой вышкой, предупреждая звоном колоколов о приближении опасности.

Часовня Успения Богородицы, XVIII в.

Старинное кижское строение уже в течение трех веков стоит на берегу Онежского озера (бревна часовни срублены в 1702 г). Как и раньше, часовня служит ориентиром для рыбаков. Ее небольшой силуэт придает островной деревне особое обаяние простоты, надежности и гармонии.

Вознесенская кубоватая церковь, 1669 г. Село Кушерека Онежского района

На побережье Белого моря тип кубоватого храма был широко распространен. Кубом называют сложную форму покрытия, напоминающую четырехгранную луковицу. Отличительная особенность архитектурного облика северных кубоватых церквей - их красота, изящество и гармония.

Деревня Кондратьевская.

Точное время постройки сохранившихся палат неизвестно; предположительно, они были поставлены в середине XVII столетия.

Часовня Трех Святителей, XVII в. Деревня Кавгора

На самом высоком холме лесистой местности в Кондопожском районе Карелии когда-то располагалась деревня Кавгора. Здесь, окруженная кольцом валунов, в соседстве с елями-великанами высилась часовня Трех святителей: Василия Великого, Иоанна Златоуста, Григория Богослова.

Дом Сергеевой из деревни Липовицы, конец XIX - начало XX вв.

Типичный заонежский дом, построенный на рубеже веков, в котором старинные конструктивные приемы сочетаются с новыми тенденциями деревянного зодчества. Прекрасный образец народного строительного искусства.

Плетеная изгородь (фрагмент)

Часовня Богоматери всех Скорбящих Радости, XVIII в. Деревня Еглово.

Это традиционное заонежское строение. история его создания во многом не ясна. До 1882 г. включительно в документах Кижского прихода часовня не упоминается. Возможно в конце 19 в. ее перевезли из другого места, дополнив обшивкой тесом и кровельным железом. Восстановлена в 1983-1984 гг.

XIX в. Деревня Кондратьевская.

Часовня Святого Макария, XVIII в. Деревня Федоровская.

Большое распространение на Русском Севере получили часовни, которые часто строились без разрешения церковных властей. Такая особенность обусловила большое влияние крестьянских вкусов на архитектуру этих сооружений.

Архитектурный ансамбль Спасского Кижского погоста, XVII в.

"Погост Спасский на Кижах на Онеге озере. А на погосте церковь Преображенье спасово, а другая церковь Покров Святии Богородицы" (из писцовой книги московского дьяка Андрея Плещеева о заонежских погостах 1582-1583 гг)

Дом Ошевнева (фрагмент веранды), 1876. Деревня Ошевнево

Деревянная дорога-настил, XIX век.

Деревенский колодец. Кострома (Музей деревянного зодчества)

Часовня Петра и Павла, XVII-XVIII вв. Деревня Насоновщина.

Часовня стоит на открытом ровном пространстве. К ней в летний день на часовенный праздник съезжалась вся Кижская волость. Гостей принимали жителм деревни Волкостров, или, точнее - куста деревень: Насоновщины, Посада, Шлямино... Часовня была центром и украшением Волкострова.

Часовня знамения Богородицы (фрагмент), XVIII в. Деревня Кобра.

В деревне Кобра, расположенной в глубине небольшого залива, на мысу, вдающемся в озеро, стоит часовня Знамения Богородицы. В 19 в. строение было обшито тесом и покрыто кровельным железом. В 1962 г., после реставрации, часовня обрела прежний облик.

Ветряные мельницы-столбовки на "ряже", XIX в.

"Столбовыми" мельницы названы за то, что их амбар покоится на столбе. Конечно, амбар покоится не только на столбе, но на срубе-ряже (от слова "режь"- бревна, врубленные не плотно, а с прозорами). Ряжи у столбовок могут быть разной формы и высоты, но не выше 4 метров.

Спасо-Кижский погост (фрагмент ограды), XVII в.

Самая интересная клетская церковь начала XVII века из села Фоминское Костромского района.

Архитектурный ансамбль Спасо-Кижского погоста, XVII в.

Само слово "погост" говорит о значительности поселения. Так в старину называли не только довольно крупную административно-территориальную единицу, состоявшую из нескольких волостей, со множеством сел, деревень, выставок и починков, но и ее главное поселение, служившее администартивным центром.

Колокольня, XIX век. Деревня Иваново.

Церковь Преображения из села Спас-Вежи на территории Ипатьевского монастыря. Кострома.

Судя по писцовым книгам, церковь построена в 1628 году. Это самая большая из сохранившихся до наших дней деревянных клетских церквей.

Ипатьевский монастырь (фрагмент ворот)

Ипатьевский монастырь с момента возникновения как бы принимал на себя роль крепости, по преданию, уже в древности его окружали дубовые стены.

Церковь Собора Богоматери из села Холм, XVI в. Кострома.

Согласно некоторым древним письменным источникам, была выстроена в 1552 году. Самый старый дошедший до наших дней памятник деревянного зодчества Костромской области. Церковь дошла до нас в перестроенном виде, изменения коснулись верхней, венчающей части здания, и частично его основания.

Архитектурный ансамбль Спасо-Кижского погоста, XVII в.

Тысячи людей спешат сюда, на остров Кижи, чтобы увидеть "восьмое чудо света", сотворенное простыми заонежскими крестьянами. Сейчас здесь музей-заповедник народного деревянного зодчества.

Церковь Спаса из села Фоминское (шатровый купол и колокольня), XVIII в. Кострома.

Церковь Спаса из села Фоминское (фрагмент), XVIII в. Кострома.

Музей деревянного зодчества. Кострома.

Ни одной древней постройки из дерева в самой Костроме не сохранилось, но представить облик древних храмов города можно по памятникам деревянной архитектуры, сохранившимся на территории Костромской области. Лучшее из этих памятников с 1958 года перевозятся в Кострому, в музей деревянного зодчества.

Церковь Иоанна Богослова на реке Ишни, 1687-1689 гг. Ростов, Ярославская область.

Ни об одном памятнике на Ростовской земле не сложено столько легенд, сколько об этой небольшой рубленой церкви. Самая поэтичная из них говорит, что церковь не строили, она сама приплыла из озера по реке Ишни в готовом виде и встала, где стоит и сейчас.

Фрагмент деревенского дома. Кострома (Музей деревянного зодчества)

Церковь Собора Богоматери из села Холм (фрагмент), XVI в. Кострома.

Существовало предание, что строители этого древнего здания были похоронены в алтаре построенного ими храма. Такого удостаивались немногие, ведь даже захоронение у стен церковного здания считалось большой почестью.

Церковь Спаса из села Фоминское, XVIII в. Кострома.

Спасо-Преображенская церковь (фрагмент), XVIII в. Суздаль (Музей деревянного зодчества)

Начало музею положила Преображенская церковь 1756 г. из села Козлятьева Кольчугинского района. Строили церкви из сосны, не применяя железных гвоздей. Купола покрывали серебристым осиновым лемехом.

Наличники деревенского дома (фрагмент глухой резьбы). Кострома (Музей деревянного зодчества)

Мостики. Кострома (Музей деревянного зодчества)

Колодец с воротом. Деревня Боросвиль.

Фрагмент деревенского дома. Кострома (Музей деревянного зодчества)

Спасо-Преображенская церковь (фрагмент), XVIII в. Суздаль (Музей деревянного зодчества)

Деревенский, формирующий каноничные мифологии и обряды различных народов, а современный городской фольклор. Его единицы принято называть городскими легендами. В статье предприняты попытки описания феномена.

Городская легенда как современный фольклор, основа современного кинематографа, фэнтези-литературы и комиксов и её влияние на язык

Городская легенда, пожалуй, один из самых недооценённых культурных феноменов. На то есть несколько причин.

Во-вторых, исследователь городских легенд сталкивается с проблемой нахождения их источников, зачастую собирая достаточно скудный объём информации, от чего в их работах проявляются явные избытки интерпретации, превалирующие над фактами.

Третья проблема вытекает из первых двух – образ исследователя интересующего феномена как в американской, так и в российской культуре очень близок к образам уфологов, излишне рьяных сторонников теорий заговоров и писателей и журналистов уровня «жёлтой прессы» и беллетристики вообще. Это происходит вследствие крайне низкого интереса к данной проблематике со стороны общественности вообще и академической среды в частности. Зачастую оказывается, что исследователь городского фольклора изучает итоги деятельности «жёлтой прессы», однако это не означает схожесть качества проделанной работы.

Сам феномен нельзя назвать современным, в отличие от понятия. Думается, что городская легенда появляется ещё в Древней Греции. Достаточно известны описания Геродотом кинокефалов, людей с пёсьими головами, обитавших на границах ойкумены, отличавшихся от обычного люда исключительно формой своего черепа, то есть они носили одежду и использовали орудия труда. Роль этих существ не раскрыта, имелись лишь свидетели, их видевшие. Можно лишь предположить, что данный миф имеет определённые связи культом Анубиса в Древнем Египте и мог в искажённом виде быть донесён до греков.

Таким образом, рассказы о кинокефалах были городской легендой как чем-то «средним» между настоящим мифом и простым слухом, так как мифологическая роль кинокефалов неясна, а «появляются» они из свидетельств очевидцев и единичных письменных источников, то есть о полноте информации, предоставленной для горожан, говорить сложно. Также важно отметить, что свидетельства о кинокефалах появлялись позднее, уже после открытия Америки, говорили об их проживании как в Северной, так и в Южной частях. Данный пример проясняет основное свойство большинства городских легенд: генезис из-за недостатка информации.

Другим вариантом появления городской легенды является адаптация фольклора сельской местности к городскому ландшафту. Здесь стоит говорить о «Дьяволе из Джерси», классической американской городской легенде. Недостаток информации уже сказывается на этапе общих черт самого концепта. Так, имеются два равноценных облика этого существа: как классического скандинавского дракона и как крепко сбитого человека, потерявшего культурные и социальные черты вследствие различных обстоятельств, подобно герою «Книги Джунглей» Р.Киплинга.

Первый вариант особо примечателен. Описание Дьявола не обладает «позитивностью», описания вызывают не столько трепет, сколько отвращение и страх. Большинство городских легенд, теряя в литературности и, в некотором смысле, «эпичности», приобретают ужасные черты. Положительные стороны существ даже не предполагаются. Так, американский дракон обладает однозначно тёмным описанием крылатого мерзкого дьяволоподобного существа, пожирающего людей и животных. Кажется, что его образ близок, разве что к описанию Нидхёгга из «Младшей Эдды» С.Стурлусона: «Не ведают люди, какие невзгоды у ясеня Иггдрасиль: корни ест Нидхёгг…» и «Глупцу не понять, сколько ползает змей под ясенем Иггдрасиль…». Более того, Нидхёгг питался трупами грешников, клятвопреступников и подлых убийц. Его образ так же тёмен, однако он носит и положительный функционал, в отличие от «просто» чёрного Дьявола из Джерси. Таким образом, данная легенда сообщает страх знающим её людям, уменьшая их зону комфорта.

Вообще, как представляется, количество «светлых» персонажей, перенесённых из сельского ландшафта, крайне мало. Исключением можно назвать фей, превратившихся из кельтских далеко не всегда положительных духов в «милых существ» (вероятно, благодаря популярности книг Дж. Барри). Большинство же существ и необъяснимых явлений из городских легенд однозначным образом являются «страшилками» с улучшенной аргументацией, положенной на городскую среду.

Также заметным является противопоставление города и леса, которое лежит в основе большей части городских легенд. От идей В.В. Бибихина в его работе «Лес» в городских легендах есть немногое. Лес, несомненно, гармоничен и плавен, однако он чужд человеку. Ему приписываются магические свойства, подобно Дугласовым Пихтам вокруг города Твин Пикс в одноимённом сериале. Именно в нём обитает большинство персонажей городских легенд: оборотни, Дьявол из Джерси, феи и проч. Лес из основного поставщика ресурсов для человека в процессе урбанизации становится опасностью для него, а люди, так или иначе имеющие профессиональную связь с лесом, практически героизируются: дровосеки, лесная полиция и прочие. Часто, именно их исчезновения становятся поводом для пугающих домыслов горожан. Кроме того, наибольшее количество «встреч с инопланетянами» происходит именно в лесу.

НЛО – без сомнения, главная городская легенда. Некоторые люди посвящают всю свою жизнь укреплению собственной и общественной уверенности в обоснованности данного мифа. Думается, что он обладает крайне сложным происхождением. Возникнув как обыденный описательный термин, неопознанный летающий объект наделяется смыслом, близким к божественному. Так, говоря о встрече с НЛО или обитателями этих объектов, всегда «очевидцы» говорят о ярком свете. Здесь, вероятно, можно говорить о схожести с озарением и сильной взаимосвязью света и божественного вообще. Также всегда этот контекст полагает утверждение о неисчислимом технологическом и, следовательно, умственном превосходстве, сходным с явным неравенством человеческих возможностей и божественных. Более того, сама форма тарелки отсылает нас к символике круга, солнца. Как представляется, НЛО очень близко к языческим представлениям, в которых боги способны явиться в вещной мир с какой-либо целью. То есть это перенесение атрибутов языческой религии на неизвестный технический объект, то есть религиозный фетишизм.

В городской легенде об НЛО также, несомненно, присутствуют и множественные устрашающие элементы, как и перед языческими богами и магией. Этот страх неизвестного и опасного близок, как кажется, страху перед языческими богами: он частично выключает рациональный подход к полученной информации, снижает порог доверия к сказанному, превращая слух или чью-либо низкокачественную фантазию в реальную силу и стимул для некоторых видов деятельности как испуганных, так и желающих на этом страхе заработать.

С появлением массовой культуры городские легенды получают повышенную мобильность, благодаря телевидению и интернету. Появляются предложения по осознанному испытыванию низменного страха как услуги. Кинематограф, видеоигры, комиксы. Большая часть продуктов в этих сферах однотипны: люди получают визуализированные стимуляторы страха, которыми чаще всего являются городские легенды (как мифологические, так и бытовые, вроде историй про маньяков). Замыслы при создании подобных продуктов весьма посредственны, в них крайне редко можно заменить (не додумать) «второе дно». Однако среди этих творений встречаются и культовые, причём, как правило, заслуженно. Под ними подразумевается сериал «Секретные Материалы» и серия комиксов «Fables».

«Секретные Материалы», как видно, являются главным и наиболее серьёзным визуализированным сборником городских легенд. Создатели провели большую работу по сбору информации для сценария для каждого из эпизодов, передав атмосферу и содержание городской мифологии в точности по описаниям «очевидцев» и бульварных газет. Протагонисты Маудер и Скалли сами оказываются свидетелями «паранормальных явлений». Важно, что два персонажа показывают принципиально разные подходы к городским легендам. Так, агент Маудер представляет из себя одарённого специалиста-фанатика, искренне принимающего на веру любой нетривиальный слух, в то время как Скалли придерживается научного подхода. Большинство расследований традиционно приводят их в тёмную чащу леса, странные поселения различных сектантов, канализацию и прочие места, вызывающие опасения со стороны горожан, сопровождая зрителей по их главным объектам страха.

Важно отметить, что информация подаётся натуралистично, работа следователей выглядит вполне себе реальной, а «паранормальные явления» подаются вместе с внешне существенными научными изысканиями. Более того, в первой серии первого сезона перед началом показа диктор «буднично» заявляет о том, что сценарий основан на свидетельствах очевидцев, что меняет настрой зрителя. Этот факт вместе с отличной по тем временам работой художников по костюмам и гримёров обеспечил сериалу культовый статус. Более того, натурализм и дотошность в представлении городских легенд превратили сам сериал в легенду, породив вопросы о том, откуда были взяты «документы» для сценария и кто дал право снимать «секретные военные объекты». Неполнота выданной создателями информации сделало своё дело.

Другим интересным продуктом массовой культуры является практически неизвестный в России, однако культовый в США комикс «Fables». Он, как думается, представляет из себя здоровую иронию над городской мифологией. Каркасом сюжета комикса является является факт переселения всех известных персонажей сказок и фольклора в Нью-Йорк вследствие злого умысла главного антагониста, «Таинственного Злодея». Персонажи сливаются с городской средой и расслаиваются по социальной лестнице, приобретая типичные проблемы: семейные ссоры, алкоголизм, работа и другие. Главным условия пребывания в городе для них становится запрет на проявление своих истинного облика и сущности с целью обеспечения спокойствия горожан. Однако иногда некоторые персонажи – как правило, злые – преступают данный запрет и тогда представителям фольклора, работающим в полиции, приходится заметать следы за своими собратьями и выгонять их из города на «Ферму», место для персонажей, которые не смогли ужиться с людьми. Данный комикс гиперболизирует страхи горожан, несмотря на «серьёзную» рисовку и сюжет, в качестве «второго дна» имеет сатиру над городскими страхами.

С точки зрения языка, городская легенда недалеко уходит от классического фольклора. Она подаётся неформально, можно сказать, что интимно, подобно слухам. В каком-то смысле, она близка к явлению гонзо-журналистики. Так, фактология размыта – преобладают вымысел и глубокие описания личных переживаний рассказчика, писателя, употребляемые с целью эмоциональной, но не здравосмысленной реакции слушателя, читателя.

Как было сказано ранее, городские легенды всё чаще проникают в массовый кинематограф, литературу в виде популярных рассказов в жанре ужасов (С. Кинг), современного детектива (Д. Браун, С. Ларссон), романов (С. Майер). Эти авторы являются классическим чтением современного усреднённого человека. Они не несут в себе нетривиальных поучительных моральных идей, но лишь рассказывают якобы интересную историю, не обладая, подобно любой массовой литературе, вторым дном. Ключевой интенцией при написании является лишь коммерческий успех. Так, в качестве агитации к покупке на обложке книг часто пишется количество проданных копий, но не развёрнутое описание содержимого.

Таким образом, городской фольклор, с появлением массовой культуры, начал сильно влиять на эстетические представления обыденных горожан, особенно подростков. Это проявляется, прежде всего, в американской культуре, сильно зависящей от комиксов, фантастических сериалов и литературы. Однако с начала 1980-х годов данная тенденция стала касаться и российских читателей и зрителей. Всё больше людей предпочитают фильмы про Чужого, романы С. Кинга и детективы Д. Брауна классическим произведениям. Эти книги не являются нравоучительными – они принципиально не могут образовывать, воспитывать людей в обычном смысле слова. Однако они влияют на речь современного человека, делая её более вульгарной, личной, низменной.

С другой стороны, отсутствие второго дна и поучительности продуктов современной массовой культуры побуждает некоторых интеллектуалов «приписывать» им это второе дно, причём довольно строгим образом. Так, А.В. Павлов около года назад написал интереснейшую работу «Постыдное Удовольствие», в которой разбирает плохое массовое кино с философских позиций, показывая общую интересность плохого кинематографа при условии так называемой квир-интерпретации, которая заключается в приписывании различных концептуальных некоторым произведениям с целью более интересного и «осмысленного» просмотра. Также уже достаточно давно выходил сборник статей «Симпсоны» как философия», некоторые работы в котором обладали действительно интересными философскими интерпретациями. Таким образом, современный кинематограф своей простотой умудряется побуждать некоторых интеллектуалов-ценителей массовой культуры с точки зрения внешней эстетики к вполне серьёзным культурологическим и эстетическим исследованиям, которые пользуются серьёзным спросом со стороны читателей благодаря привычным для них тегам на обложках вкупе с привлекательным словом «философия».

Итого, современные кинематограф и литература не обладают самоценностью в вопросе культурообразования, но некоторые исследования их философами и культурологами способны пробудить в массовом читателе интерес к гораздо более возвышенным вещам, как философия и позволяют посредством квир-интепретаций делать некоторые книги и кино ценными с воспитательной точки зрения.

Особенности современной подачи новостей: от диктора к «кухонному» собеседнику

Раньше спортивные комментаторы и дикторы новостей были настоящими образцами идеальной устной речи: их язык отличался сухостью, формальностью, грацией и однозначным отношением между знаком и означаемым.

С недавнего времени стилистика вещания сильно изменилась. Так, она стала более неформальной. Современные типичные ведущие новостей более не читают информацию с листков, подготовленных им спичрайтерами, но ведут беседу с телезрителем. Более того, структурно одни из ключевых для российских телезрителей новостных программ, итоговая воскресная программа на телеканале Россия 1, и вовсе построена как размышление самого ведущего. Без сомнения, это новая форма подачи, преподносящая говорящего не как диктора, но как ментора, наставника.

Субъективность выдаваемой информации вкупе с плавной и размеренной жестикуляцией и, порой, неприкрытыми оценочными суждениями вида «на мой взгляд, это…» выдают нам человека, не только знакомящего зрителя с прошедшими за неделю новостями, но и лицо, обладающее желанием сообщить своё личное мнение слушателю, с точки зрения лексикона, в почти дружеской беседе, которая вызывает доверие (помимо авторитета самого говорящего).

В итоге, телевидение неприкрыто занимается воспитанием своей аудитории в политических и эстетических вопросах. Не касаясь оценочных суждений, современное воспитание граждан посредством телевидения нельзя назвать ненормальным, вопрос лежит, скорее, в степени неприкрытости мнения. Ещё А. Токвиль в своей работе «Демократия в Америке» говорил об опасности «мягкого деспотизма» в демократическом строе. Так, очевидно, что государство управляет не индивидами, но массами. Следовательно, массу необходимо создать – вопрос лишь в средствах достижения этой цели. Это может быть террор, а может быть и воспитание.

Современная тенденция к атомизации индивидов показывает их разобщённость вследствие грамотного изложения информации. Так, внешне кажущееся спокойствие располагает к внутреннему и фактическому покою. Таким образом, телевидение в современном обществе неприкрыто и эффективно заменяет классические книги как ресурс информации как фактической, так и оценочной, принимая серьёзную роль в воспитании среднего современного человека.

Заключение

Несомненно, классика теряет свою роль в качестве культурообразующей силы. Однако её место не пустует. Её эффективно заменяют СМИ и, при некоторых допущениях, современная литература при должной форме осмысления. Сложно сказать, хорошо ли это или плохо, однако воспитание происходит.

С одной стороны, оно авангардно в плане применения новейших технологий, с другой стороны, оно крайне архаично и благодаря современным адаптациям фольклора в виде городских легенд, в чём виден даже некоторый магизм. Это крайне необычное почти диалектическое единство несёт современное человечество в следующий день. Вопрос лишь в том, каким будет итоговый продукт такой эпохи.

Следование фольклорной поэтике, с одной стороны, и книжные приемы изображения героя и действительности, взятые Платоновым из бытовой и психологической прозы, свободный стиль повествования - явная оппозиция фольклору, с другой стороны,- все говорит о том, что перед нами новое явление, появившееся в процессе обработки русской народной сказки писателем, и, наверное, можно вести речь не столько о литературной обработке, сколько о создании новой сказки, отличной от фольклорной, т. е. о сказке литературной.

Типология жанров у Платонова - вопрос в литературоведении неразработанный. Исследователи отмечают похожесть романов, повестей, рассказов, сказок по способу организации сюжета, повествования, авторского присутствия. Е. А. Яблоков говорит о неком философском метажанре, вбирающем в себя элементы многих жанровых образований17.

Сказка не избежала подобной участи.

Сказка Платонова - тот- жанр, в котором ярко проявилось все «платоновское»: философско-поэтическое освещение жизни, стремление к обобщенности и концентрация этой обобщенности, глубокая вера в торжество нравственных начал, в чудо преображения жизни и социально забитого человека, надежда на восстановление гармонии в мире. Так сказка отражает своеобразие мироощущения писателя и его глубинные связи с фольклором и жизнью русского народа.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. См.: Гурвич А. А. Платонов // Красная новь.- 1937.- кн. 10.

2. См.: Мессер Р. Попутчики второго призыва // Звезда.- 1930.- № 4.

3. Васильев В. Андрей Платонов.- М., 1982.- С. 175.

4. Шубин Л. Поиски смысла отдельного и общего существования.- М., 1987.

5. Далгат У. В. Литература и фольклор.- М.: Наука, 1918.- С. 15.

6. Цит. по кн.: Васильев В. Андрей Платонов.- С. 174.

7. Об истории обработки народных сказок писателями, начиная с XVIII вп и различных приемах литературного редактирования сми Об изданиях сказок для детей.- М., 1955.

8. Платонов А. Сказки русского народа // Огонек.- 1947,- № 26.- С. 24.

9. См. рецензий Пушкарева А. Н., Нечаева А.

10. Нечаев А. О народных сказках в детской литературе // Об изданиях сказок для детей.- С. 44.

11. Кредов А. И. А. Платонов в работе над сборником сказок «Волшебное кольцо» // Творчество Платонова: Статьи и сообщения.- Воронеж, 1970.

12. Аникин В. Писатели и народная сказка // Русские сказки в обработке писателей.- М., 1970.-С. 15.

13. Васильев В. Андрей Платонов. Указ. соч. С. 176.

14. Фоменко Л. П. К вопросу о концепции героя в повести А. Платонова 20-х it.// "Творчество Платонова.- Воронеж, 1970.- С. 52.

15. Бочаров С. «Вещество существования». Выражение в прозе // Проблемы художественной формы социалистического реализма: В 2-х тт.-Т. 2.- М.: Наука, 1971.

16. Пропп В. Я. Трансформация волшебных сказок // Пропп В. Я. Фольклор и действительность,- М., 1976.- С. 155.

17. Яблоков Е. А. О поэтике романа «Чевенгур» в связи с платоновской концепцией мира // Проблемы взаимодействия метода, стиля и жанра в литературе.- Свердловск, 1989.

Г. А. ГУБАНОВА (Челябинский институт культуры и искусства)

ФОЛЬКЛОР И ФОЛЬКЛОРИСТИКА: СОВРЕМЕННАЯ ИНФОРМАЦИОННАЯ СИТУАЦИЯ

Специалисты, занимающиеся научными исследованиями, будь то ученый, преподаватель вуза, аспирант, неизбежно сталкиваются с проблемой библиографического поиска необходимой литературы. Легким он будет или затруднительным, быстрым или займет много времени, зависит от того, насколько рационально организована библиографическая служба в данной отрасли знания.

В настоящее время в стране создана сеть универсальных и отраслевых библиографических центров, которые подготавливают и доводят до потребителей библиографическую информацию о литературе в текущем и ретроспективном плане.

Новые публикации по фольклору и фольклористике учитывают свыше 20 текущих библиографических источников. Однако целостного представления о первичном фолыслорно-документальном потоке не дает ни одно из существующих изданий.

В универсальных пособиях (Летописях НПО «Всесоюзная книжная палата», текущих указателях областных, краевых и республиканских библиотек и др.) раздел «Фольклор. Фольклористика» помещается в ряду филологических дисциплин, а издания произведений фольклора включаются в состав художественной литературы. Публикации фольклорной проблематики присутствуют также в разделах по истории, этнографии, философии, педагогике, языкознанию, искусству. Такое решение традиционно, но оно не учитывает специфики развития фольклористики как самостоятельной комплексной науки.

В отраслевом указателе ИНИОН АН СССР «Новая советская литература по общественным наукам. Сер. Литературоведение» отражается лишь часть материалов по фольклористике, те публикации, которые рассматривают произведения народного творчества, бытующие в устной словесной традиции и связанные с исследованием фольклора как искусства слова. Рамки филологического учета не дают «входа» исследованиям по межотраслевым проблемам, и поэтому включаются в пособия других серий - «Языкознание», «История. Археология. Этнография», «Философские науки», «Проблемы атеизма и религии» и др."

Большое количество работ по проблемам взаимосвязей фольклора с профессиональным искусством учитывается в изданиях НИО «Ин-формкультура» при Государственной библиотеке СССР им. В. И. Ленина (серии: «Музыка», «Изобразительное искусство», «Зрелищные искусства», «Репертуар художественной самодятельности» и др.). Но единого учета этих материалов также нет.

Библиографические фонды областных универсальных научных библиотек (в т. ч. ЧОУНБ), библиотек вузов (ЧГУ, ЧГПИ, ЧГИК), содержат все текущие указатели, отражающие публикации по фольклору и фольклористике. Однако высокая степень рассеяния полезной информации, излишнее дублирование и непоследовательность в определении связей по смежным отраслевым системам остро ставят вопрос о необходимости организации самостоятельного библиографического учета в масштабах отрасли. На сегодняшний день при сложившейся ситуации функции концентрации всей новой научнозначимой литературы могут пока выполнять библиотеки вузов и НИИ" (как наиболее приближенные к потребителям), подготавливая специальный информационный бюллетень.

В плане ретроспективного учета центральное место занимает фундаментальный указатель М. Я. Мельц и Т.. Г. Ивановой «Русский фольклор» в восьми томах, охвативший массив литературы за сто лет - с 1881 по 1980 год. Пособие представляет наиболее достоверный и точный свод печатной продукции отрасли. В настоящее время ведется работа по хронологическому продолжению данного труда.

Среди жанровых указателей ценным является пособие Д. М. Бацера и Б. И. Рабиновича «Русская народная музыка. 1776-1973» (М., 1981-1984). Можно назвать» некоторые персональное пособия - «М. К. Азадовский» (Новосибирск, 1983), «В. Е. Гусев» (Л., 1984), «А. И. Лазарев» (Челябинск, 1988), внутрикнижные указатели, посвященные П. Г. Богатыреву, А. М. Астаховой, В. Я. Проппу, И. И. Земцовскому и др. Многие темы, жанры фольклора обеспечены лишь прикнижными

и пристатейными списками литературы.

Особое сожаление вызывает незначительная библиографическая обеспеченность фольклора отдельный краев и областей. За последние 15-20 лет краеведческие фольклорно-библиографические указатели почти не издавались. Нет также пособия по уральскому фольклору.

Библиотеки Челябинска мало обеспечены ретроспективными указателями. Практически только две библиотеки - ОУНБ и библиотека ЧелГУ имеют все основные фольклорно-библиографические издания. Другие же, включая ЦГБ и ЦБ профсоюзных систем, содержат лишь некоторые единичные ретроспективные указатели.

Информационная ситуация осложняется тем, что подавляющее большинство БП по фольклору, изданных в форме внутрикнижных списков литературы, библиографических обзоров, отдельными главами в указателях смежной тематики никак не собраны и не обобщены. К сожалению, ни в одной библиотеке Челябинска они не получили аналитического отражения в системе СБА, остаются скрытыми для читателей и практически не используются в справочно-библиографическом обслуживании.

Из всех источников библиографической информации на одно из первых мест специалисты ставят каталоги и картотеки. Систематический каталог (СК) и систематическая картотека (СКС) ведутся на основе таблиц библиотечно-библиографической классификации (ББК). Раздел «82 Фольклор. Фольклористика» также помещен в ряду филологических-дисциплин. На наш взгляд, наиболее целесообразной может быть признана такая классификация, в которой фольклористике будет отведено самостоятельное место и предоставлена возможность отразить в одном разделе все аспекты изучения народного творчества. Дублирование материалов межотраслевой тематики (фолыслорно-этнографических, фольклорно-музыкальных и т. д.) в этом разделе в данном случае будет вполне оправдано, так как оно отвечает потребностям специалистов.

В библиотеках Челябинска (особенно массовых и вузовских) раздел по фольклору и фольклористике в СК и СКС оставляет желать лучшего. Материалы здесь, как правило, не детализируются. Выделяются лишь самые общие рубрики, за которым насчитывается несколько десятков карточек и не больше. Нет четкости в распределении материалов между разделами, даже тексты зачастую не отделяются от исследований. В СКС и фольклорные материалы представлены очень незначительно - несколькими названиями.в год, нередко случайно отобранного материала - статьи, заметки, рецензии, библиографические списки, юбилейные материалы и т. д.

Некоторые библиотеки ведут тематические картотеки. Полный их перечень, как и всего состава СБА, содержится в справочнике под редакцией И. Г. Моргенштерна «Библиотеки Челябинска» (Челябинск, 1984).

При кабинете советских праздников и обрядов в ЦГБ им. А. С. Пушкина имеется картотека «Советские праздники, обряды и ритуалы», в которой отражается и литература по календарно-обрядовой поэзии, хотя процент ее не велик. Частично фолькорные материалы включены также в «Тематическую картотеку песен» (рубрика «Частушки и русские народные песни») и «Картотеку сценариев» (рубрика «Свадебный праздник»).

Некоторые фольклорные разделы («Сказки», «Песни», «Свадьба») выделены в картотеке «В помощь художественной самодеятельности» (ЦБ им. А. М. Горького ЦБС профкома ЧТЗ). Но в целом фольклорные начала в художественной самодеятельности представлены очень слабо. Не учитываются богатые возможности песенного и частушечного жанров, не представлены материалы народного театра, обрядового фольклора. Нет разделов «Народные праздники», «Фольклор в агитбригаде», «Фольклоризм массовых праздников и представлений» и др.

12 Зак. 4745 89

Подводя итоги, необходимо отметить, что информационная ситуация в области фольклора и фольклористики по сей день продолжает оставаться достаточно сложной. Наиболее серьезными проблемами являются: отсутствие самостоятельного текущего учета, недостаточная разработанность типовых делений ББК по разделу фольклора, необходимость подготовки детального рубрикатора алфавитно-предйетного указателя в СБА.

Библиотеки Челябинска недостаточно обеспечены библиографическими пособиями. Нигде не ведется работа по созданию «ключа» к источникам библиографического поиска. Но парадокс, обнаруженный нами, заключается в том, что даже столь скромный арсенал библиографических возможностей остается зачастую неведомым потребителям - специалистам и любителям народного творчества. Важно не только повышать свою библиографическую осведомленность, но и стимулировать развитие системы библиографического обеспечения. Многие выше названные проблемы можно решить только на основании активного сотрудничества библиографов и ученых-фолыслори-стов.