Шмелев темы идеи образы солнце мертвых. История создания эпопеи "солнце мертвых"


«Солнце мертвых» (Иван Шмелев) критики назвали самым трагическим произведением за всю историю мировой литературы. Что же в нем такого ужасного и потрясающего? Ответ на этот и многие другие вопросы можно найти в данной статье.

История создания и жанровые особенности

Ознаменовало второй - эмиграционный - этап творчества Ивана Шмелева произведение «Солнце мертвых». Жанр, выбранный писателям для своего творения, - эпопея. Напомним, что в таком роде произведений описываются выдающиеся национально-исторические события. О чем же рассказывает Шмелев?

Писатель выбирает действительно запоминающееся событие, но гордиться здесь нечем. Он изображает крымский голод 1921-1922 годов. «Солнце мертвых» - это реквием по тем, кто погиб в те ужасные годы - и не только от недостатка пищи, но и от действий революционеров. Немаловажно и то, что сына самого Шмелева, оставшегося в России, расстреляли в 1921 году, а книга была опубликована 1923-м.

«Солнце мертвых»: краткое содержание

Действия разворачиваются в августе на побережье крымского моря. Всю ночь героя мучили странные сны, а проснулся он от перепалки соседей. Вставать не хочется, но он вспоминает, что начинается праздник Преображения.

В заброшенном доме по дороге он видит павлина, который уже долгое время живет там. Когда-то он принадлежал герою, но теперь птица ничья, как и он сам. Иногда павлин возвращается к нему и собирает виноградные ягоды. А рассказчик гоняет его - еды мало, солнце все выжгло.

Из хозяйства у героя еще имеется индюшка с индюшатами. Держит он их как память о прошлом.

Продукты можно было бы купить, но из-за красногвардейцев корабли больше не заходят в порт. А они еще и к имеющейся на складах провизии людей не подпускают. Вокруг царит мертвая тишина погоста.

Все вокруг страдают от голода. И те, кто недавно шел с лозунгами и поддерживал красных в ожидании хорошей жизни, больше ни на что не надеются. И над всем этим светит веселое жаркое солнце...

Баба-яга

Опустели крымские дачи, расстреляли всю профессуру, а дворники добро растащили. А по радио был дан приказ «Помести Крым железной метлой». И взялась Баба-яга за дело, метет.

Приходит к рассказчику доктор в гости. У него все отобрали, даже часов не осталось. Он вздыхает и говорит, что сейчас под землей стало лучше, чем на земле. Когда грянула революция, доктор с женой были в Европе, романтизировали о грядущем. А революцию он теперь сравнивает с опытами Сеченова. Только вместо лягушек людям сердца вырезали, на плечи сажали «звездочки», да затылки дробили из наганов.

Герой смотрит ему вслед и думает, что теперь ничего не страшно. Ведь теперь Баба-яга в горах.

У соседей вечером зарезали корову, и хозяин душил убийцу. Герой пришел на шум, а в это время кто-то зарезал его курицу.

Приходит соседская девочка, просит крупы - мать у них умирает. Рассказчик отдает все, что у него было. Появляется соседка, рассказывает, как променяла золотую цепочку на еду.

Игра со смертью

Продолжают развиваться действия эпопеи «Солнце мертвых» (Иван Шмелев). Рассказчик рано утром отправляется рубить дерево. Здесь он засыпает, и его будит Борис Шишкин, молодой писатель. Он не умыт, оборван, с опухшим лицом, с нестрижеными ногтями.

Прошлое его было непростым: воевал в Первой мировой, его взяли в плен, чуть не расстреляли как шпиона. Но в итоге просто отправили работать в шахты. При советской власти Шишкин смог вернуться на родину, но тут же попал к казакам, которые едва его отпустили.

Доходит весть о том, что недалеко сбежали шестеро пленных советской власти. Теперь всем грозят облавы и обыски.

Конец сентября. Рассказчик глядит на море и горы - вокруг тихо. Вспоминает, как недавно встретил на дороге троих детей - девочку и двух мальчиков. Их отца арестовали по обвинению в убийстве коровы. Тогда дети отправились на поиски пищи. В горах старшая девочка приглянулась татарским парням, и они накормили детей и даже дали еды с собой.

Однако больше рассказчик не ходит по дорогом и не желает общаться с людьми. Лучше смотреть в глаза животным, но их немного осталось.

Исчезновение павлина

О судьбах тех, кто радовался и приветствовал новую власть, рассказывает «Солнце мертвых». Краткое содержание, пусть и не в объеме оригинала, передает злую иронию их жизни. Раньше они ходили на митинги, кричали, требовали, а теперь умерли с голода и уже 5-й день лежат их тела и никак не могут дождаться даже ямы погребальной.

В конце октября исчезает павлин, а голод становится все злее. Рассказчик вспоминает, как оголодавшая птица приходила за едой несколько дней назад. Тогда он попытался было ее придушить, но не смог - рука не поднялась. А теперь павлин исчез. Соседский мальчишка принес несколько перьев птицы и сказал, что ее, наверное, съел доктор. Рассказчик берет перья нежно, как хрупкий цветок, и кладет их на веранде.

ОН размышляет, что все вокруг - это и есть круги ада, которые постепенно сжимаются. Гибнет от голода даже семейство рыбаков. Сын умер, дочь собралась за перевал, Николай, глава семейства, тоже погиб. Осталась только одна хозяйка.

Развязка

Подходит к концу эпопея «Солнце мертвых» (краткое содержание). Пришел ноябрь. Старый татарин ночью возвращает долг - он принес муки, груш, табаку. Приходит известие о том, что сгорел доктор в своих миндалевых садах, а его дом уже начали грабить.

Наступила зима, пришли дожди. Голод продолжается. Море совсем прекращает кормить рыбаков. Они приходят просить хлеба к представителям новой власти, но в ответ их только призывают держаться и приходить на митинги.

На перевале убили двоих, которые выменивали вино на пшеницу. Зерно привезли в город, промоют да съедят. Рассказчик размышляет о том, что всего не отмоешь.

Герой силится вспомнить, какой нынче месяц... кажется, декабрь. Он идет на берег моря и смотрит на кладбище. Закатное солнце освещает часовню. Словно солнце улыбается мертвым. Вечером к нему заходит отец писателя Шишкина и рассказывает, что сына расстреляли «за разбой».

Приближается весна.

«Солнце мертвых»: анализ

Это произведение названо самой сильной вещью Шмелева. На фоне бесстрастной и прекрасной крымской природы разворачивается настоящая трагедия - голод уносит все живое: людей, животных, птиц. Писатель поднимает в произведении вопрос о ценности жизни во времена великих социальных изменений.

Невозможно остаться в стороне и не задуматься о том, что важнее, читая «Солнце мертвых». Тема произведения в глобальном смысле - это борьба между жизнью и смертью, между человечностью и животным началом. Пишет автор о том, как губит нужда человеческие души, и это его пугает больше голода. Также Шмелев поднимает такие философские вопросы, как поиск истины, смысла жизни, человеческих ценностей и пр.

Герои

Не раз автор описывает превращение человека в зверя, в убийцу и предателя на станицах эпопеи «Солнце мертвых». Главные герои также не застрахованы от этого. Например, доктор - друг рассказчика - постепенно теряет все свои моральные принципы. И если в начале произведения он говорит о написании книги, то в середине повествования убивает и съедет павлина, а под конец начинает употреблять опий и гибнет в пожаре. Есть и те, кто за хлеб стал доносчиком. Но такие, по мнению автора, еще хуже. Они сгнили изнутри, и глаза их пусты и безжизненны.

Нет в произведении тех, кто не страдал бы от голода. Но каждый переносит его по-своему. И в этом испытании становится понятно, чего по-настоящему стоит человек.

Всеобщее разрушение и гибель стали основной составляющей в описываемой автором-повествователем в эпопее «Солнце мѐртвых» действительности. Предметом повествования стали трагические события гражданской войны в Крыму. Самые страшные для себя годы - 1918-1922 - писатель прожил в пространстве, будто судьбой и историей предназначенном для переживаний и проживаний абсолютно трагических. Роковым образом судьба создала для автора эпопеи условия, углубившие рождѐнные им образы. Эти образы рождены не пророческой силой писателя, чтобы предсказать непоправимое и предостеречь от него. Они – результат реально на его газах происходившего, им наблюдавшегося. Они – невысказываемая и невыговариваемая на страницах книги его собственная трагедия.

Глобальная проблема «Солнца мѐртвых» - человек и мир – стала обострена тем, что полуостров Крым, который сам по себе является пространством античного, мифологического содержания и имеет сложную мифопоэтическую историю, каким-то образом находящую черты сходства с эпопеей, стал в произведении фрагментом этого мира. Это пространство, открытое небу, омываемое морем; предоставившее себя степным просторам, овеваемым то сухими, благоуханными, то пронизывающе ледяными ветрами; пространство, покрывшее себя камнем гор и прорезавшее своѐ тело сухими морщинами балок и лощин, прячущих и скрывающих и корчащегося от горя, и творящего зло. Это пространство природой и мирозданием будто было создано для того, чтобы служить декорацией для трагедии.

Тема разрушения находит отражение на всех уровнях текста эпопеи: на уровне лексики - в использовании глаголов лексико-семантической группы разрушающего воздействия на объект и глаголов уничтожения; в синтагматике, где в качестве объекта разрушающего воздействия выступают человек, предметы быта, природа. В плане развития сюжета раскрытие темы разрушения и гибели дополнено моментом «личной встречи с миром», «непосредственного его переживания» разными по социальному статусу персонажами: повествователем и нянькой, кровельщиком и профессором, молодым писателем и почтальоном. Эти «взаимоотнесѐнность, взаимонаправленность, взаимодополнение различных кругозоров, осмыслений и оценок» явились проекцией эпического мироощущения на эпическое содержание.

На уровне развития сюжета тема разрушения находит выражение в том, как один за другим погибают, исчезают персонажи; умирают от голода животные и люди; разрушаются жилища и вещи, принадлежавшие погибшим. В качестве субъектов, производящих и несущих разрушение и гибель, представлены «те, что убивать ходят» или «обновители жизни». Но состояние уничтожения, разрушения не может продолжаться бесконечно долго. Оно должно быть закончено собственной гибелью уничтожающих, ибо сказано: «Кто ведѐт в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом» .

Основное внимание в эпопее обращено на тех, кого уничтожают. «Тыркающиеся», «вихляющиеся» от физической и нравственной слабости ходят они в ужасе от новой жизни независимо от того, ждали они новых времѐн или оказались захваченными ими. Оказавшись перед лицом не быта, а бытия, они не находят себя во времени, не видят будущего. Это сам повествователь, мать большой семьи Таня, бывший архитектор, мать смертѐныша, бывшая учительница, бывшая барыня. Другие (чудак-доктор, например) «смерти на краю» не оставляют без критики и анализа ни себя самих в своей прежней жизни, ни того, что им казалось в той жизни главным. Основное действие доживаемого ими теперь времени - убивание и уничтожение «обновителями» остатков прежней жизни.

Нахождение всех этих персонажей в рамках той повествовательной длительности, которая определена автором как время разворачивания повествования, ничего не изменяет в персонажах эпопеи как личностях. Как таковые они сложились за его рамками, и в нѐм к их жизням добавляется только одно - факт их умирания, их исчезновения. Это даже не смерть. Это - просто исчезновение. Будто вся их предыдущая жизнь не имела никакого смысла; будто ни один из них не имел своего предназначения. Всѐ сводится к изображению ожидания этого исчезновения:

«В зимнее дождливое утро, когда солнце завалили тучи, в подвалах Крыма свалены были десятки тысяч человеческих жизней и дожидались своего убийства. А над ними пили и спали те, что убивать ходят» (СМ:27).

«Там, в городке, подвал... свалены люди там, с позеленевшими лицами, с остановившимися глазами, в которых - тоска и смерть» (СМ:63).

«И вы, матери и отцы родину защищавших... да не увидят ваши глаза палачей, ясноглазых, одевшихся в платье детей ваших, и дочерей, насилуемых убийцами, отдающихся ласками за краденые наряды!...» (СМ:72).

«Славные европейцы, восторженные ценители «дерзаний»!

Покиньте свои почтенные кабинеты /.../: увидите затекшие кровью живые души, брошенные как сор...» (СМ:77).

«Мамина дочка» Анюта уже не жила на свете, когда писалось «Солнце мѐртвых». Но в своѐм крымском бытии повествователь видел еѐ такой:

«Босая стоит она /.../ Она трясется от ужаса, который она предчувствует. Она уже всѐ познала, малютка, чего не могли познать миллионы людей - отшедших. И это теперь повсюду...» (СМ:163).

В качестве субъекта действия в высказываниях с семантикой разрушения и уничтожения обозначена чѐтко выдерживаемая тенденция: субъекты обозначены суммарно. Это «те, что убивать ходят», «эти», «они», «обновители жизни»:

- «приехали в городок, эти, что убивать ходят»;

- «вот оны... как обкрутылы народ...»;

- «а говорят ли они по радио: «убиваем старух, стариков, детей»...?»

Предложения, характеризующиеся целостной множественностью субъекта, участвуют в создании атмосферы неопределѐнности и, как следствие - ирреальности: «И вот - убивали, ночью. Днем... спали. Они спали, а другие, в подвалах, ждали...».

Произведѐнные разрушения часто представлены в тексте эпопеи предложениями с пассивными конструкциями, где производящий разрушение субъект не назван. Само действие выражено кратким страдательным причастием. Такое высказывание получает значение не активного воздействия, а испытываемого «пассивного» состояния. Субъектом в таком предложении является реальный объект, который тем сильнее в пассивной конструкции выглядит объектом воздействия, в данном случае объектом разрушения или гибели:

«Заброшены, забыты сады. Опустошены виноградники. Обезлюжены дачи. Бежали и перебиты хозяева, в землю вбиты...» (СМ:12).

«Содраны с человеческих душ покровы. Сорваны - пропиты кресты нательные. На клочки изорваны родимые глаза /.../, последние слова-ласки втоптаны сапогами в ночную грязь...» (СМ:68).

В ситуации хаоса гражданской войны разрушительную силу приобретают и природные явления: «заднюю стенку дожди размыли»; «бурей задрало железо»; «солнце давно все выжгло». Силы природы во все времена действовали непредсказуемо, по своим собственным законам, проявляя индивидуальные свойства: дожди размывают дороги, роют морщины; ветер сносит, сдувает, гонит. Это действия стихийные, но не хаотические. Действия субъектов – персонажей, производящих уничтожение, напротив, непредсказуемы, хаотичны. Разрушителей, имена которых названы, немного: Бела Кун, Федор Лягун, Шура Сокол, товарищ Деряба, Гришка Рагулин. Основная масса разрушителей - неидентифицирована, неперсонализирована. Но масса может - вместе или поодиночке - и убить, и заколоть, и повыдергивать, и поразбросать, и повыпить. Это позволяет квалифицировать действия этой массы не как действия мыслящей, выбирающей личности, а как действия личности подчиняющейся, стадной. Поэтому автор снимает с разрушителей понятие ЧЕЛОВЕК. И в том «остранѐнном» фразеологизме автор отказывает им в одушевленности, связав части фразеологизма союзом «что» - «те, что убивать ходят».

На уровне лексики мотив разрушения находит выражение в глаголах разрушающего воздействия на объект: выбить, перебить, оборвать, опустошить, долбить, повыбить, повыпить, повырвать и т.д. Заключѐнное в этих глаголах значение необычного изменения объекта, когда нарушается его структурная целостность, ведущая к невозможности восстановления, соотносит глаголы разрушительного действия с другими глаголами деструктивного воздействия: глаголами уничтожения (убить, жечь, расстреливать) и глаголами повреждения (ковырять, ранить, царапать).

Наиболее многочисленной и разнообразной в семантическом плане группировкой глаголов разрушительного воздействия на объект является подгруппа «разделять на части, куски»:

«рубить, не думать, а /.../ думы - рвать по зарослям, разметать, рассыпать»;

«все повырублю; ударом срубаю знак; вырубаю дубовые кутюки»;

«выгнали доктора в пять минут, пчѐл из улья швырнули-подавили, мѐд поели»;

«- Печѐнки вырву!...»;

«(собака) выгрызает у Лярвы (сдохшая корова) язык и губы»;

«принялся Одарюк за рамы, поснимал двери, содрал линолеум»;

«учителя и жену закололи кинжалами».

Глаголы этой семантической группы, имеющие признак высокой интенсивности действия, указывают также и на то, что часть энергии субъекта тратится на ярость, на стремление не только разрушить, но и уничтожить предмет:

«новый хозяин, недоуменный, повыбил стекла, повырвал балки... повыпил и повылил глубокие подвалы, в крови-вине поплавал...»;

«... а здесь отнимают соль, повертывают к стенкам, ловят кошек на западни, гноят и расстреливают в подвалах...»;

«первые большевики громили и убивали под бешеную руку»;

«могут теперь без суда, без креста... Народу что побили!»;

«А в чеку? Выведу в расход в две минуты!».

Спецификой данного текста является то, что в центр семы разрушения переводятся глаголы других лексико-семантических групп, для основного значения которых значение разрушения является периферийным. Это составляет еще один элемент интенсификации идеи разрушения, еѐ расширения:

Глагол «развеять»:

«Где ты, страждущая душа, моей родная? Что там развеяно, по мирам угасшим?!» (СМ:66);

«Ветром развеяны коровы. Заглохла ферма. Растаскивают ее соседи» (СМ:78);

Глагол «спустить» в значении «продать» в соединении с глаголами «выпить-съесть» в значении «жить на вырученные от продажи деньги» приобретает смысл - «разрушить» объект:

«Одарюк /.../ спустил хозяйскую мебель, кровати, посуду, и умывальники пансиона /.../ Выпили-съели дачи

/.../ И принялся Одарюк за рамы...» (СМ:68);

- «Миша и Колюк убежали в горы /.../ А то бы и их Коряк заканителил» (СМ:96);

Глагол «заплатить» в значении «быть убитым, уничтоженным» в силу самим допущенной ошибки: «- Теперь вам же на шею сели! Заплатили и вы!.. и платите! Вон и Николай заплатил, и Кулеш, и...

На Волге уж... миллионы... заплатили!» (СМ:133);

Глагол «выпить» в сочетании «выпить все соки» в значении «измучить человека», «разрушить его душу»: «Камней, лесов и бурь не боится Таня. Боится: потащат в лес, досыта насмеются, вино всѐ выпьют, еѐ всю выпьют... - ступай, веселая!» (СМ:135). «Насмеются» - значит «изыздеваются», «наиздеваются вдоволь», «разрушат душу».

В непосредственном соприкосновении с судьбой человека описывается в «Солнце мѐртвых» вещь. Описание вещи через восприятие персонажа актуализирует ее сиюминутные, изменчивые состояния, недоступные наблюдателю, не принадлежащему «этому» миру - вещь предстает в еѐ включѐнности в текучий поток бытия . Названия вещей становятся знаками предметного мира, сигнификатами которых стали гибель или разрушение, когда за шинель – пулю в затылок, за портрет покойного мужа - убивают; за краги - расстреливают:

«... взяли старичка с сумочкой. Сняли в подвале заношенную шинель казачью, сняли бельишко рваное, и - в затылок /.../ За дело взяли: не ходи за помидорчиками в шинели!» (СМ:36);

«Убили в Ялте древнюю старуху? /.../ А за что старуху? А портрет покойного мужа на столике держала, - генерала...» (СМ:122);

«как бутылку, расстреляли, на приз - за краги» больного юношу-юнкера, вернувшегося с германского фронта.

Изымание вещей, убийство из-за вещей - одна из самых распространѐнных и сильных деталей повествования. Результатом этого «изымания», «битья», «разбивания», «убивания» и других разрушительных действий стало новое пространство, о котором сказано: «Революция опрокинула пространство, и горизонтали стали вертикалями» . Появилось новое, нищее пространство. Насильно вторгшиеся в пространство жизни внешние факторы начали свое разрушительное дело во славу небытия. Уходящее в ад страдания сознание человека отчѐтливо видело это обнищание, усыхание быта, видело, чего не стало, чего нет. И, вглядываясь в ставшую пустой морскую даль, сознание повествователя останавливалось на каждой мельчайшей детали этого ушедшего и разрушенного бывшего живым пространства. Синтаксически эту постепенность ухода, его якобы наблюдаемость в главе «Пустыня» повествователь выразил многократно повторенной частицей ни. Если повторяющийся и служит для усиления при перечислении имеющегося, то повторяющаяся ни будто на глазах изымает одну за другой красочность, аромат и силу ушедшей жизни:

«Ни татарина меднорожего, с беременными корзинами на бедрах /.../ Ни шумливого плута-армянина из Кутаиси, восточного человека, с кавказскими поясами и сукнами /.../; ни итальяшек с «обомарше», ни пылящих ногами, запотевших фотографов, бегущих «с весѐлым лицом» /.../ Ни фаэтонов в пунцовом плисе, с белыми балдахинами /.../ Ни крепких турок /.../ Ни дамских зонтиков /.../, ни человеческой бронзы /.../, ни татарского старичка /.../» (СМ:13-14).

Это бесконечное перечисление ушедшего и ушедших из жизни - как своеобразное «перечисление, каталог, литания», как отзвук жанра космологических текстов: жанра, который проходит «через всю историю литературы и культуры, с особой яркостью «вспыхивая» в порубежные периоды, в частности, касающиеся смены культур...» .

Потеря каждой вещи, в большинстве случаев, это потеря и части самого себя в человеке. Вещи в доме - это не просто сумма находящихся вместе предметов: «При каждом взгляде на окружающее, при каждом прикосновении к вещам должно осознавать, что ты общаешься с Богом, что Бог предстоит тебе и Себя тебе открывает, окружает тебя Собою; ты лицезришь Его тайну и читаешь Его мысли» .

При таком понимании вещи изъятие еѐ из мира человека означало разрушение этого мира не только на бытовом, но и на онтологическом уровне. Особая актуализация присуща вещи в трагические периоды бытия. Именно «в минуты роковые» с особенной очевидностью обнаруживается двойственная природа вещей, и остро ощущается как родство с вещами, так и их вымороченность и ненужность. «Вещный код становится одним из способов описания послереволюционной России: гибель мира, его беспощадное разрушение и уничтожение начинается с гибели вещей, т.е. с уничтожения дома как центра и средоточия человеческого микрокосмоса». Дом - это то, что всегда с человеком, его незабываемое. Проблема человека и дома - это проблема пред-стояния человеческого бытия перед лицом исторической ситуации. Дом - это граница, которая защищает, спасает от напастей. Если в дом приходит беда, она из него не уходит. Разрушен изнутри дом повествователя, где каждый угол напоминает о том, кто жил в нѐм раньше, но кто уже никогда не перейдѐт порога дома:

«Не могу там. Ночью еще могу, читаю при печурке. А днѐм всѐ хожу...» (СМ:144).

Во «взвихренном» пространстве, в разрушенном доме предметы покинули привычные места. Нарушается оппозиция «верх-низ». Невидимый низ как основа строения становится вместилищем того, чего не предполагает поддерживаемый этим фундаментом верх: наверху - дом пастыря у церкви, низ этого дома – тюрьма, не домашние припасы в подвале - ожидающие гибели люди.

Мешковина, которая должна быть «внизу» - на полу, занимает место «наверху», на шее профессора; кровельное железо совершает обратное движение: с верха, с крыши - вниз: «Чучело-доктор, с мешковиной на шее, - вместо шарфа /.../ Туфли на докторе из верѐвочного половика, прохвачены проволокой от электрического звонка, а подошва из... кровельного железа!» (СМ:38,39).

Доктор похоронил жену. Гробом для неѐ, еѐ последним углом стал любимый в прежней жизни шкаф- угольник. Он тоже изменил положение в пространстве: вертикальное - в качестве шкафа, на горизонтальное

В качестве гроба: «Трехгранник и проще, и символично: три - едино /.../ тут своѐ, и даже любимым вареньем пахнет!...» - «шутит» доктор (СМ:40).

В новом, разрушенном пространстве человек перестал быть хозяином не только своей жизни. Птицы и домашние животные стали ничьими:

«Павлин /.../ Мой когда-то. Теперь - ничей, как и эта дачка. Есть же ничьи собаки, есть и люди - ничьи. Так и павлин - ничей» (СМ:7).

Тамарка-симменталка, в прошлом - кормилица. Сейчас в еѐ стеклянных глазах слѐзы, «голодная слюна тянется-провисает к колючей ажине». Изумительной силы, красоты и печали полно описание гибели вороного коня: «Стоял у края. Дни и ночи стоял, лечь боялся. Крепился, расставив ноги /.../, встречал головой норд-ост. И на моих глазах рухнул на все четыре ноги, - сломался. Повѐл ногами и потянулся...» (СМ:34). Корова, лошадь - главная опора сельской России - гибнет на глазах не в силах ничего изменить бывшего хозяина.

Семантику гибели усиливает мифологема коня в мировой и славянской культуре: конь являлся атрибутом некоторых божеств, на греческих и христианских могильных плитах умерший изображался сидящим на коне. Гибель коня, посредника между землѐй и небом, может восприниматься трагической аллегорией того, что небо отвернулось от Земли и не даст упокоения умершим.

Одним из этапов разрушения физического и морального был голод. Голодают птицы: павлин теперь «в работе /.../ Желудей не уродилось; не будет и на шиповнике ничего /.../» (СМ:8).

Голодает доктор, но и в хаосе новой жизни ведѐт записи голодания и сделал «открытие»: «голодом можно весь свет покорить, если ввести в систему» (СМ:51).

Голодают и умирают дети: «Мама послала... дайте... маленький у нас помирает, обкричался... Крупки на кашку дайте...» (СМ:67).

На свалке, «в остатках от «людоедов» роются дети и старухи, ищут колбасную кожицу, обгрызанную баранью кость, селедочную головку, картофельную ошурку...» (СМ:144).

Двое детей встреченной повествователем на татарском кладбище женщины уже умерли, а один - «красавчик», по словам матери, «смертѐныш» - сказал о нем повествователь, «мальчик лет десяти-восьми, с большой головой на палочке-шейке, с ввалившимися щеками, с глазами страха. (СМ:175). «Те, что убивать ходят» «изымали» жизнь, убивали голодом детей, то будущее, о котором громко говорили, ради которого надели кожанки и взяли наганы.

Разрушенность жизни передаѐтся и описанием внешности людей, животных. В этих описаниях - прилагательные, образованные от глаголов с семантикой разрушения, запустения, и глаголы движения, представляющие перемещение человека, находящегося в состоянии предельной усталости:

«Одно увидишь на побережной дороге - ковыляет босая, замызганная баба, с драной травяной сумкой, - пустая бутылка да три картошки, - с напряженным лицом без мысли, одуревшая от невзгоды /.../

Прошагает за осликом пожилой татарин, - катит с вьючком дровишек, - угрюмый, рваный, в рыжей овчинной шапке; поцекает на слепую дачу, с вывернутой решеткой, на лошадиные кости у срубленного кипариса...» (СМ:14).

Картину разрушения рисуют в «Солнце мѐртвых» и звуки. Это звуки, лады и мелодии оркестра ушедшей жизни, когда «пели чудесное камни, пело железо в морях, пели сады, виноградники набирали грезы /.../ И звоны ветра, и шелест трав, и неслышная музыка на горах, начинающаяся розовым лучом солнца /.../». Это и звуки нового, изменѐнного пространства: «И вот сбился оркестр чудесный /.../ Пропоротые жестянки ожили: гремят- катаются в темноте, воют, свистят, и гукают, стукаются о камни. Унылы, жутки мѐртвые крики жизни опустошѐнной...» (СМ:85,86,148).

Из прежней жизни повествователь «слышит» не только звуки ладного оркестра, но и запахи давно забытого:

«Я слышу, так ослепительно слышу, - слышу! - вязкий и пряный дух пекарен, вижу и тѐмные, и чѐрные караваи на телегах, на полках... дурманный аромат ржаного теста... Я слышу дробный хруст ножей, широких, смоченных, врезающихся в хлебы... я вижу зубы, зубы, рты, жующие с довольным чмоканьем... напруженные глотки, вбирающие спазмами...» (СМ:69). Здесь сменяющие друг друга в чѐтком ритме детали, как меняющиеся крупные планы хорошо ритмически организованного документального фильма. Эти детали-кадры напоминают знаменитые фильмы Дзиги Вертова, живописавшего историю советских пятилеток с их ритмом и летящим вперѐд временем. Кинематографическая выразительность, монтажность изображения, и, действительно, не только видимый, но и слышимый мир, оправдывает чувственные инверсии Ивана Сергеевича Шмелѐва, который в начале двадцатых годов прошлого века вглядывался в слова и вслушивался в звуки. В «звуки и знаки» разрушения великой России.

Список литературы

1. Квашина Л.П. Мир и слово «Капитанской дочки» // Московский пушкинист. III. М.: Наследие, 1996. - 244, 257

2. Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. М.: Республика, 1995. - 432.

3. Иван Шмелѐв. Солнце мѐртвых. Москва. «Патриот». 1991. - 179 стр. Далее - СМ и страница.

4. Чудаков А.П. Проблема целостного анализа художественной системы. (О двух моделях мира писателя) // Славянские литературы, VII международный съезд славистов. М.: Наука, 1973. - 558.

5. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследование в области мифопоэтического. М.: Изд. группа «Прогресс»-«Культура», 1995. - 623. Стр.497.

6. Цивьян Т.В. К семантике и поэтике вещи. (Несколько примеров из русской прозы 20-го века) // AEQUINOX, MCMCII. М.: Книжный сад, Carte blance, 1993. - 212-227.

7. Иванов В.В. Собр.соч. Т.II. Брюссель, 1974.стр.806. Цит. по: Топоров В.Н. Вещь в антропоцентрической перспективе // AEQUINOX, MCMXCIII, 1993. -стр.83.

8. Цивьян. Указ.соч., стр. 214,216,217.

статья

Чумакевич Э.В.

ЖАНРОВО-СТИЛЕВЫЕ ИСКАНИЯ В ЭПОПЕЕ И.ШМЕЛЕВА "СОЛНЦЕ МЕРТВЫХ" (консультативные материалы к изучению творчества писателя в вузе)

Творчество знаменитого русского писателя И.С.Шмелева пришлось на трагическую эпоху исторических потрясений в России - рубеж ХIХ- ХХ веков. Этот период ознаменовался возникновением и становлением нового литературного течения - неореализма (синтетизма), которое соединило в себе черты классического реализма ХIХ века и элементы модернизма, при преобладании символистской художественной практики восприятия мира. Исследователь Давыдова Т.Т. выделяет в неореализме три этапа или "волны" (1900-1910-е гг.; 1920-е гг.; 1930-е гг.), относя творчество И.С.Шмелева к писателям "первой волны" религиозного подтечения.

Писатели-неореалисты создавали модернистскую картину мира, выдвигали новые концепции сущности человека, развили и углубили тему "маленького человека" в русской литературе, продолжали поиски новых художественных методов. Особенно ценны искания неореалистов в области жанра и стиля. На рубеже веков наблюдался бурный процесс перетекания жанров, смешение различных видов и форм в литературных произведениях. Изменились особенности конфликта, сюжета (вплоть до его отсутствия в традиционном понимании), композиции (мозаичность, фрагментарность, осколочность, калейдоскопичность), типа повествования, образности, языка, появились многочисленные обращения к сокровищам фольклора и оригинальной их трактовке. В духе символизма писатели обращались к духовному, сокровенному в человеке, применяли прием создания онейросферы (формы сновидения) для более глубокого проникновения во внутренний мир человека. Все это нашло отражение в автобиографическом документальном романе-эпопее И.С.Шмелева "Солнце мертвых".

Иван Сергеевич Шмелев (1873-1950) еще до революции 1917 года был широко известным русским беллетристом. Московским книгоиздательством писателей с 1912 по 1918 год было издано его восьмитомное собрание повестей и рассказов. Но вершинные по художественному мастерству произведения "Солнце мертвых", "Богомолье", "Лето Господне", "История любовная" были созданы писателем в эмиграции (1922-1950). Талантливый представитель неореализма, И.С.Шмелев родился в Москве, а точнее, в Замоскворечье, в купеческой семье. "Автобиография", написанная им в мае 1913 года по просьбе С.А.Венгерова дает яркое представление о формировании мировоззрения будущего писателя.

Творческая деятельность И.С.Шмелева началась рано: учась в восьмом классе гимназии, он написал свой первый рассказ "У мельницы". Летом 1885 года, будучи студентом второго курса юридического факультета Московского университета, И.С.Шмелев в качестве свадебного путешествия совершает поездку на Валаам. Посещение Валаамского Преображенского монастыря было неясным зовом души, желанием самому разобраться в сложных вопросах жизни и веры. Творческим итогом этой поездки стала автобиографическая книга художественных очерков "На скалах Валаама" (1897). Это произведение стало началом писательской биографии Шмелева. Судьба книги оказалась печальной: сильно сокращенная цензурным комитетом, она не раскупалась. Шмелев тяжело переживал неудачу с книгой, после этого десять лет не писал ни одной строчки.

В 1898 году, окончив университет, Шмелев отбыл воинскую повинность и поступил на службу в адвокатуру. Наступили безрадостные годы унылой службы "когда приходилось напоминать какому-нибудь торговцу о забытой пятерке". Писатель всегда жалел, что выбрал профессию юриста, но нужны были средства, чтобы кормить семью. В то же время Шмелев чувствовал, что близится выход из создавшейся невыносимой ситуации. Однажды, гуляя, Шмелев увидел в небе клин улетающих на юг журавлей. Такую же картину он наблюдал десять лет назад на Валааме. Писатель ощутил прилив творческих сил, как тогда, в юношеские годы. "Я знал, что уже начинаю жить", - вспоминал он.

Давящая, беспросветная тоска предыдущих лет, была муками невостребованности таланта, рвущегося на волю из десятилетнего заточения. Шмелев хорошо помнил цензурную историю выхода в свет очерков "На скалах Валаама", поэтому общественное движение девятисотых годов воспринимал прежде всего как возможность работать без цензуры, как свободу слова, торжество человеческого достоинства, возможность дышать полной грудью. Это был первый этап, когда реальность свободы рассматривалась только теоретически. Было радостное упоение от возможности, наконец, высказать всё, что накопилось за долгие годы. Открывающиеся перспективы не могли оставить Шмелева равнодушным, с восторгом приветствовал он свет забрезжившей свободы. Чувство радостного освобождения, обновления жизни и перемен испытывало большинство людей из демократически мыслящей интеллигенции.

Шмелев всегда был далек от политики. События 1905 года привлекали писателя своей новизной, ожиданием лучшей жизни для народа. Он хорошо знал жизнь ремесленного люда, видел нищету и бесправие, и всей душой желал изменений к лучшему. Обещания многочисленных ораторов дать свободу народу, Шмелев как искренний и честный человек принимал за чистую монету. Он имел редкое качество: внутреннюю настроенность на добро, умение видеть в окружающем мире, в первую очередь, хорошее, а о плохом, как о стыдном и недостойном, чаще всего умалчивал. Эта особенность мировосприятия Шмелева сказалась и в его жизни, и в последующем творчестве.

Критики М.Дунаев и О.Михайлов возобновление писательской деятельности Шмелева напрямую связывали с революцией 1905 года. Но революция для Шмелева и для нас - это во многом разные вещи. Шмелев начал свою литературную деятельность как писатель, глубоко и искренне сочувствующий народу, но причины трагического положения масс видел не в социальной несправедливости, а в аморализме отдельных "злодеев-мироедов". У раннего Шмелева часто слышны сентиментальные мотивы, проповедь всеобщего примирения. Основной темой его произведений становится изображение пробуждающегося под влиянием революционных событий сознания человека. В рассказе "Вахмистр" и многих других отразилось авторское отношение к революционным событиям и к революционерам, хотя непосредственного изображения этих людей в самих произведениях нет или почти нет. Свои симпатии и сочувствие делу революции писатель выражает либо посредством осуждения врагов народа, либо, показывая сочувствие революционерам со стороны пассивных свидетелей революционных событий. Часто писатель рисует врагов революции как людей, потрясенных происходящим, утративших ощущение справедливости и нужности своего дела. Революция для Шмелева означала прежде всего созидание новой жизни. Писатель, как и его герои, не мог до конца понять конечных целей революции: за громкими лозунгами не вырисовывалась конкретная будущая жизнь. Так, купец Громов, поначалу захваченный и воодушевленный оратором-революционером, подумав, стремится обрести покой и утешение в религии ("Иван Кузьмич", 1907).

Отразив в произведениях той поры реакцию народа на происходящее, его осторожность, нежелание разрушать свою жизнь и бросаться с головой в неизвестность, Шмелев не мог обойти вниманием самих вершителей революции. По романтическим представлениям писателя, это были скрывающиеся где-то в подполье одиночки-террористы, по своим устремлениям очень похожие на Робин Гуда, народные заступники, кладущие свои жизни на алтарь свободы и справедливости. В отношении к ним у Шмелева примешивалось еще и "отцовское" чувство, так как все они были молодыми людьми. Но при всем желании придать им ореол мучеников за народное дело, их мир остается для писателя загадкой, а рассказы выглядят как некие романтические сказания, в них дается обобщенная картина борьбы добра и правды с насилием и произволом. По рассказам Шмелева читатель не может определить суть деятельности революционеров. Показательно, что в это время у Горького, например, изображаются уже отдельные пролетарские борцы. Заслуживает внимания тот факт, что в произведениях Шмелева нет ни одной отрицательной характеристики революционеров. Писатель всегда обращал внимание на проблемы нравственные, его интересовали прежде всего те моральные основы, которыми руководствуется человек в оценке событий, в выборе жизненной позиции. В последующем творчестве автор иногда умышленно затушевывал социальные противоречия, стремясь показать и проанализировать то, что не разъединяет, а сближает людей на общих для всех эстетических, но не социальных основах. Большие надежды писатель возлагал на нравственное совершенствование людей. Шмелев, хорошо знавший психологию народных масс, интуитивно чувствовал слабость революционных теорий пролетарских агитаторов. Шли годы, и от демократических лозунгов 1905 года на деле ничего не осталось. Насилие и анархия в стране набирали обороты. Последствия же революции 1917 года были для писателя ужасны. Описывая их, Шмелев, теперь уже до конца разобравшийся в "классовой сущности происходящих событий", не считал нужным их затушевывать, как было в 1910-е годы, когда писатель еще надеялся на лучшее.

В первое время после революции 1917 года, воодушевленный ликованием народа, Шмелев совершает ряд поездок по стране, выступает на митингах и собраниях перед рабочими, встречается с политкаторжанами, возвращавшимися из Сибири, которые с благодарностью отзывались о творчестве писателя и признавали его "своим". Об этом, изумившем писателя факте, он писал сыну Сергею в действующую армию. Но, несмотря на царивший после победы революции энтузиазм, писатель в душе не верил в возможность быстрых преобразований в России: "Глубокая социальная и политическая перестройка сразу вообще немыслима даже в культурнейших странах,- в нашей же и подавно. Некультурный, темный вовсе народ наш не может воспринять идею переустройства даже приблизительно", - утверждал он в письме к сыну от 30 июня 1917 года . В этот период писателя остро волнует проблема бессмысленности войн. В 1918 году он создает повесть "Неупиваемая чаша", а в 1919-ом - повесть "Это было", где определяет войну как вид массового психоза.

И.С.Шмелев не стремился уехать из страны. Дождавшись возвращения сына с войны, писатель в 1920 году покупает в Алуште домик с участком земли. Сын писателя, Сергей, 25-летний офицер-артиллерист, в результате немецкой газовой атаки больной туберкулезом, поступает в Алуште на службу в комендатуру. После отступления войск Врангеля, остался в Крыму, поверив обещанному большевиками помилованию, тем более, что по болезни участия в военных действиях на стороне белых не принимал. Однако был арестован и, просидев месяц в подвалах феодосийской ЧК, расстрелян без суда и следствия.

Зная об аресте сына, несчастные родители предпринимали все возможное, чтобы найти и спасти его. С декабря 1920 по март 1921гг. продолжались мучительные поиски. Шмелев посылал письма и телеграммы Серафимовичу, Луначарскому, Вересаеву, Волошину, Горькому, Рабенек, ездил в Симферополь и Москву, но узнать о судьбе сына ничего не удавалось. Писателю советовали не ворошить этого дела - "такая каша была в Крыму!" - а тут судьба одного человека! Шмелев не знал, что его сын был расстрелян еще в январе 1921 года.

Сны, которые видел Шмелев в период поисков сына, он записывал. В них Сергей являлся отцу с желтым одутловатым лицом, однажды - с мазком крови на шее, в нательном белье, и всегда ему нужно было уходить куда-то, кто-то требовал его к себе. Для писателя, человека тонкой душевной организации, сны были "вещими", в них открывалось прошлое и будущее. Предчувствия не обманули Шмелева. Ю.А.Кутырина, племянница писателя, публикует целую подборку под названием "Сны о сыне", в которой, с указанием дат, перед читателем проходит вереница снов, предвещающих смерть.

После неудачи в Москве, надежда найти сына сменилась отчаянием. Здоровье Шмелева и его жены ухудшилось. Благодаря хлопотам друзей-писателей, ему было разрешено выехать для лечения в Германию. 20 ноября 1922 года Шмелевы уезжают в Берлин. Из письма племяннице от 23.11.1922г.: "Мы в Берлине! Неведомо для чего. Бежал от своего горя, Тщетно… Мы с Олей разбиты душой и мыкаемся бесцельно… И даже впервые видимая заграница не трогает… Мертвой душе свобода не нужна" .

За границей Шмелевы продолжают поиски сына. Не зная ничего конкретного о его судьбе, они посылают запросы в различные общественные организации, думая, что сыну каким-то чудом удалось спастись. Но и это оказалось напрасным. 17 января 1923 года Шмелевы уезжают в Париж по приглашению Буниных, которые стремились оживить, отогреть их, избавить от одиночества. После пережитой трагедии семья Шмелевых решает не возвращаться в Россию, где у них не только отняли сына, но и не могли указать, где его могила.

Горе, обрушившееся на Шмелевых в Крыму, воплотилось в эпопее "Солнце мертвых". Перед читателем разворачиваются события, происходившие на этой земле с ноября 1920-го по февраль 1922 года. В эпопее автор-повествователь выступает как свидетель разорения и запустения некогда богатого и сытого Крыма, а в целом - всей русской земли. Горе потери сына слилось с горем потери страны, переживающей ужасы террора. "Солнце мертвых"- это художественная хроника преступления перед целым народом и, одновременно, - трагическая часть биографии и души автора.

Шмелев мучительно ищет ответ на вопрос, как могло произойти с людьми такое безумие? В чем причины жестокости, захлестнувшей всё и вся? Писатель, как летописец, вносит в свою обличительную эпопею день за днем, показывая, каким стало при большевиках положение народа, интеллигенции, самого разного по социальному статусу населения Крыма. Он перечисляет, чего лишилась эта благодатная земля всего за год.

Повествование от первого лица вплотную приближает нас к автобиографическому герою, создает эффект доверительной беседы автора с каждым конкретным читателем. Замечательный философ и литературовед, друг Шмелева И.А.Ильин писал в книге о нем: "Настоящий художник не "занимает" и не "развлекает": он овладевает и сосредоточивает". Благодаря таланту Шмелева, читатель, как тень, следует за главным героем эпопеи, терпя вместе с ним неизбывную муку.

Писателю удалось создать поразительный по силе эффект остановившегося времени. Жизнь как созидательный процесс кончилась. Всё, что происходит в книге, - это регресс, деградация, скоротечная гангрена, разрушение всего физического и духовного. Внизу, под горой, сытые, пьяные, хорошо одетые новые хозяева-большевики убивают сотни людей, а у живущих на склонах гор "каторжан-бессрочников" царит голод, крайнее обнищание. Исчез даже страх смерти. От голода тихо умирают почти бесплотные люди, старики, дети всех сословий и национальностей, околевают животные, исчезают птицы.

Состояние медленной смерти тянется бесконечно. Такое впечатление достигается приемами контраста, противопоставления, олицетворения, повтора, употреблением метафор, оксюморонов. Шмелев с восхищением описывает прекрасные пейзажи Крыма, виноградники и щедрое солнце. Но эти картины обманчивы. В виноградниках пусто, солнце - испокон веков животворящее, смотрит теперь в мертвые глаза, на мертвую землю. Из всего вынута душа, все растоптано, загажено, осквернено. Богатейший в прошлом Крым, превращен ныне в голодную пустыню. Многие из умирающих в Крыму русских интеллигентов вспоминают Париж, Лондон, свободную жизнь как фантастический сон. Не верится, что где-то есть магазины, в которых до вечера лежит хлеб. Со страниц своего произведения Шмелев обращается к европейцам с просьбой обратить внимание на положение в России, хотя бы посочувствовать ни в чем не повинному мирному населению, ибо понять творящееся безумие нельзя.

Единственная каждодневная мысль героя - "убить" следующий день, если он настанет. Измученный человек с трудом вспоминает, какое сегодня число - "бессрочнику календарь не нужен". Из городка ветер слабо доносит колокольный звон - праздник "Преображенье". Дико звучит само слово "праздник". В мозгу героя, как удары далекого колокола, призывающего жить, напоминающего о жизни, тяжело отдается одно слово: "Надо! Надо начинать день, надо увертываться от мыслей, надо завертеться в пустяках, надо каждый день ходить по балкам в поисках топлива на зиму, надо отворять ставни, надо пользоваться погодой, пока можно ходить".

Герой "Солнца мертвых" предстает перед читателем уже сломленным, убитым горем. Он уже не живет и смирился с этим, но от собственных мыслей никуда не деться: "Я хожу и хожу по саду, дохаживаю свое. Упора себе ищу? Все еще не могу не думать? Не могу превратиться в камень! С детства еще привык отыскивать Солнце Правды. Где Ты, Неведомое?! Какое лицо Твоё?... Хочу Безмерного - дыхание Его чую. Лица Твоего не вижу, Господи! Чую безмерность страдания и тоски… ужасом постигаю Зло, облекающееся плотью. Оно набирает силу. Слышу рык его зычный, звериный зык…". Наиболее полно состояние героя передают его сны, сны наяву, голодные галлюцинации, которые начинаются буквально с первой страницы: "Все эти месяцы снятся мне пышные сны. … Дворцы, сады… Я хожу и хожу по залам - ищу… Кого я с великой мукой ищу - не знаю".

Автобиографический герой мучительно пытается понять смысл происходящего, определить свое место в этом мире, в этой стране, когда-то до боли родной, а теперь неузнаваемо изменившейся. Для него нет ничего страшнее разрушения и смерти. Герой не может убить даже собственную курицу, чтобы прожить еще несколько дней, животных он воспринимает как сомучеников. Для него они - Божьи твари, страдающие напрасно. Виноват в их страданиях человек. Предать их нельзя. Герой хоронит умершую у него на руках курицу, хотя у самого от голода рябит в глазах. "Теперь на всем лежит печать ухода. И - не страшно". Как свидетельство христианского мировосприятия Шмелева, звучит фраза, обращенная к умирающей курице: "Великий дал тебе жизнь, и мне… и этому чудаку-муравью. И Он же возьмет обратно".

Характерная особенность творческой манеры писателя воспринимать все окружающее живым, проявляется и в "Солнце мертвых". Для него жива каждая травинка, "даль улыбается", "небеса наблюдают", "море вздыхает", "горы смотрят", "земля корчится в муках и невероятных страданиях".

Для "Солнца мертвых" характерна необычайная концентрация мысли, густота содержания (признаки неореализма). Даже в самых незначительных, на первый взгляд, эпизодах Шмелев демонстрирует глубину философских обобщений. В описании коровы Тамарки видится судьба матери-кормилицы России, некогда обильной и плодородной, а ныне истекающей кровью, больной, изможденной.

В первых главах книги герой мысленно ищет выход из создавшейся ситуации, думает о том, что делать, как выжить. "Читать книги? Вычитаны все книги, впустую вышли. Они говорят о той жизни… которая уже вбита в землю. А новой нету… И не будет. Вернулась давняя жизнь, пещерная, предков". Соседка героя, старая барыня, застигнутая горем с двумя чужими детьми, из последних сил сопротивляется смерти: поправляет речевые ошибки детей, собирается заниматься французским языком с девочкой Лялей. Наблюдая эти конвульсии, герой думает: "Нет, права она, старая, милая барыня: надо и по-французски, и географию, и каждый день умываться, чистить дверные ручки и выбивать коврик. Уцепиться и не даваться". Но, стремительно надвигающаяся пустота, мнет людей, как былинки. Зло сильнее.

Философские раздумья Шмелева о единстве мироздания, о зависимости и тесной связи человека со всем живым, получают реальное подтверждение и развитие в эпопее. Бездушное, безумное отношение к окружающему миру, разрыв вечных связей ввергнули народы в страшные мучения. На земле наступил ад, властвуют его законы, законы абсурда и смерти. Новые хозяева жизни не замечают ни земли, по которой ходят и которая их кормит, ни гор, ни солнца. Они объяты безумной идеей уничтожения.

В главе "Про Бабу-Ягу" автор сравнивает разгул террора с летящей в ступе Бабой-Ягой, подметающей землю "железной метлой". Приказ "подмести Крым железной метлой" был отдан Троцким. Бела Кун - "подметал". Баба-Яга, в отличие от трактовки этого образа в русском фольклоре, предстает как чудовище, уничтожающее все на своем пути. "Шумит-гремит по горам, по черным лесам-дубам, грохот такой гудящий! Валит-катит Баба-Яга в ступе своей железной, пестом погоняет, помелом след заметает… помелом железным". Впечатление усиливается ритмизированной речью.

В эпопее "Солнце мертвых" нигде прямо не сказано о расстреле сына Шмелева - Сергея. Но косвенно писатель несколько раз проговаривается об этом, хотя понять его могут только люди, знакомые с биографией писателя. Показав трагедию сотен живших в Крыму людей, назвав их настоящие имена, Шмелев утаил свое личное горе. На одной из скорбных страниц писатель вскользь сообщает: "Грецкий орех, красавец…Он входит в силу. Впервые зачавший, он подарил нам в прошлом году три орешка - поровну всем… Спасибо за ласку, милый. Нас теперь только двое…". В другом месте автор упоминает о расстреле большевиками больного туберкулезом юноши, участника первой мировой войны. Шмелев не мог писать о смерти сына, не мог выговорить страшного. Само слово "убит" означало бы признание и понимание факта. А для несчастного отца это было невозможным. Продолжая свой монолог, герой отдает дань памяти всем погибшим: "А сколько теперь больших, которые знали солнце, и кто уходит во тьме! Ни шепота, ни ласки родной руки…". И, наконец, прямое обращение к читателям: "И вы, матери и отцы родину защищавших… да не увидятваши глаза палачей ясноглазых, одевшихся в платье детей ваших, и дочерей, насилуемых убийцами, отдающихся ласкам за краденые наряды!..".

Как же случилось такое с Россией? С душой человеческой? Эта мысль неотвязна, она не дает покоя. Как ни странно, но именно абсурд происходящего, укрепляет надежды героя на перемены к лучшему. Он, человек мыслящий, не может поверить, что руководители революционных армий не понимают, к чему приведет страну тотальное разрушение и массовые расстрелы людей. Оценки автором большевиков жестоки, но их можно понять, учитывая многомесячные унижения хождений по инстанциям и большое количество комиссаров всех рангов, с которыми Шмелеву пришлось общаться, умоляя отдать хотя бы труп сына. Теперь на представителей "защитников народа" писатель смотрит как на зверей, чудовищ: "Это они, я знаю. Спины у них - широкие, как плита, шеи - бычачьей толщи; глаза тяжелые, как свинец, в кроваво-масляной пленке, сытые; руки-ласты, могут плашмя убивать. Но бывает и другой стати: спины у них - узкие, рыбьи спины, шеи - хрящевой жгут, глазки востренькие, с буравчиком, руки цапкие, хлесткой жилки, клещами давят…".

К чести писателя нужно отметить, что он не обвиняет всех большевиков огульно. Он разделяет их на две "волны" по времени нашествия. Первые искренне верили, что защищают народ, освобождают его для лучшей жизни. В запальчивости они могли и расстрелять, но души их еще не окаменели, в них было живо сострадание, присущее русскомц характеру, была жива в ера в Бога и общечеловеческая мораль, их можно было переубедить, уговорить. Так, в начале революции, спасся от расстрела профессор Иван Михайлович, узнавший по выговору в одном из солдат своего земляка и, в конце концов, убедивший красноармейцев в бессмысленности расстрелов мирного населения. Как пример можно процитировать "речь" на митинге одного из таких наивных, упоенных победой, матросов: "Теперь, товарищи и трудящие, всех буржуев прикончили мы… которые убегши - в море потопили! И теперь наша совецкая власть, которая коммунизм называется! Так что до-жили! И у всех будут даже автомобили, и все будем жить… в ванных! Так что не жись, а едрена мать! Так что… все будем сидеть на пятом етажу и розы нюхать!"

Эти красноармейцы большей частью погибли в боях, так и не успев воспользоваться завоеванным, а на смену им пришли уже другие люди, методично убивающие и расчищающие себе путь к власти. Шмелев настойчиво утверждает, что к большевикам примкнули многие никчемные, подлые, не желающие работать люди, которые позже стали вершителями судеб. В эпопее таким является бывший музыкант Шура-Сокол, как он сам себя именует, некий дядя Андрей, отбирающий последнее у голодных, Федор Лягун, живущий доносами. Революция вызвала к жизни этих омерзительных духовных монстров.

В происходящих трагических событиях, ужаснее голода оказывается страх. Отсыпающиеся днем новые хозяева, по ночам ходят вершить суд и грабить. Слыша крики из рядом стоящего дома, соседи зажимают подушками уши и до утра трясутся от страха, ожидая своей очереди. Теперь все "бывшие" и виноватые. "Хорошо знаю как люди людей боятся - людей ли? - как тычутся головами в щели, как онемело роют себе могилы. …А тех, кто убивать ходят, не испугают и глаза ребенка". Со страниц своего произведения писатель обращается к верхушке большевистской власти со страшным предречением: "Не проливается даром кровь! Возмерится!"

Шмелев продолжает свое великое расследование и свидетельство. Как живет тот самый народ, ради которого и именем которого свершилась революция? Народ обманут и ограблен, жизнь человеческая ничего не стоит, защиты искать не у кого. На митингах обещали поделить барское добро всем поровну, но никто не призывал начать упорно работать, восстанавливать завоеванное государство, сохранять уже имеющиеся ценности. Поделить, а потом "розы нюхать" -- вот, что слышали трудящиеся. Многие из них сразу поселились на дачах убежавших за границу буржуев, но никто не пахал и не сеял, поэтому пришлось выменять все продукты, всё до последней нитки и с дач, и с себя. Кроме того, самовольно вселившихся, так же самовольно могли выселить те, кто посильнее и с оружием, а за сопротивление - убить. Простой человек не мог найти работу, чтобы прокормить детей. Крымских рыбаков под дулом заставляли выходить в море, а рыбу затем отбирали для армии. Писатель показывает типичную картину: "Ковыляет босая, замызганная баба, с драной травяной сумкой - пустая бутылка да три картошки, - с напряженным лицом без мысли, одуревшая от невзгоды:"А сказывали - всё будет!..".

Но это только начало голода. Дальнейшее развитие событий ужасно: съели все растения, всех животных, включая собак и кошек (подшибленная камнем ворона - счастье), стаи одичавших собак держатся вдали от людей, питаясь случайной падалью. И последняя стадия голода: "Подстерегают детей - и камнем, и волокут…".
Герой наблюдает, как превращаются в зверей, еще недавно хорошие, честные люди, всю жизнь работавшие в поте лица. Единственное средство накормить умирающих детей - это воровство у таких же нищих соседей. Крутится страшный калейдоскоп событий. Бывший почтальон Дрозд - праведник, нитки не взял чужой - и "бьется в петле". Старика Глазкова сосед Коряк убивает за якобы украденную у него корову. Соседка героя смотрит, осуждая Глазкова. Автор, подробно описав дикую сцену, предрекает: "Смотрит, несчастная, и не чует, что ждет ее. Запутывается там узел и ее жалкой жизни: кровь крови ищет" .

Самые страшные страницы эпопеи - о страданиях детей. Дети, ничего не понимая в происходящем, говорят то, что слышат от взрослых. В невинных устах ребенка ужасно звучат слова о том, что сосед съел рыженькую собачку "хвостик букетиком", что едят и кошек.

Голод стремительно разрушает все связи, делая людей врагами. Нравственные устои рассыпаются в прах. Только исполнение нравственных законов делает людей людьми. Если происходит деформация нравственности, то моральные нормы становятся для человека бессмысленными. Наступает отчужденная жизнь. В своих мыслях герой обращается к христианству как единому цементирующему общество началу. Революция отменила веру в Бога. В церквях стало пусто, священников методично уничтожали. Оставшийся в городке батюшка, борец за справедливость и заступник страждущих, ходит в Ялту пешком, чтобы вызволить из подвалов ЧК очередную жертву. Люди чувствуют, что недолго ему осталось ходить. Зло заслонило свет разума. Шмелев устами своего автобиографического героя восклицает: "У меня нет теперь храма. Бога у меня нет: синее небо пусто". Страшная потеря самосознания, личностного "я" выбивает почву из-под ног. Герой проводит ревизию и в области вечных ценностей, и оказывается, что "… теперь нет души, и нет ничего святого. Содраны с человеческих душ покровы. Сорваны - пропиты кресты нательные".
В "Солнце мертвых" много места уделено интеллигенции. Крым после революции был последним местом пристанища для большинства ученых, профессоров, художников, музыкантов. Их реакция на происходящие события представлена наиболее полно, поскольку сам автор был из их числа. В это тяжелое время ученые продолжали работать над своими исследованиями, читали лекции, пытались писаться в новый быт и приносить пользу. Оказалось, что их знания не нужны новой власти.

Профессор Иван Михайлович, блестящий ум России, написавший множество книг и известное на весь мир исследование о Ломоносове, удостоенное золотой медали, вынужден теперь просить милостыню на базаре, так как советская власть назначила ему пенсию - фунт (380г.) хлеба … в месяц. Золотую медаль он давно продал татарину за мешок муки. Красноармеец советует ему "скорее подохнуть", а не есть народный хлеб. В конце концов, Ивана Михайловича, окончательно изможденного, забили насмерть кухарки на советской кухне. Надоел он им своей миской, просьбами, дрожаньем.

Долгие разговоры герой ведет с доктором Михаилом Васильевичем, который проводит на себе эксперимент по влиянию голодания на организм человека. Предлагает герою способ самоубийства, если станет невмоготу терпеть. Свою любимую жену он похоронил в кухонном шкафу со стеклянными дверцами - закрыл на ключик. Монолог доктора о жертвах террора - это страшное свидетельство безумного опыта, поставленного "кровавой сектой" над Россией. Доктор предрекает, что скоро этот опыт перекинется и на представителей новой власти. Не может процесс разложения обойти их стороной. Автор отчасти винит в разгуле убийств и интеллигенцию. Ее представители, все понимая, ходили на собрания, льстили большевикам, пожимали им руки. За глаза же ухмылялись, высмеивали глупость матросов и тут же доносили друг на друга.

В "Солнце мертвых" показано лето, осень, зима и начало весны. Появляются первые ростки, природа оживает, но "тихи, грустны вечера, дрозд поет грустное. Вот уже и ночь. Дрозд замолчал. Зарей опять начнет… Мы его будем слушать - в последний раз".

Таковы последние слова эпопеи. Шмелев обрывает повествование на щемящей ноте продолжающейся муки, безнадежности, безысходности. Произведение писателя, строки которого пронизаны верой в высший смысл, определяет для современного читателя главную мысль: человек без нравственных ориентиров, предоставленный самому себе, своим планам и идеям (так называемая "свобода") - страшен.

Практическая часть.
При подготовке к проведению семинарского занятия студенты могут использовать материалы данной статьи, чтобы ознакомиться с фактами биографии писателя, основными этапами творчества, особенностями становления индивидуальной творческой манеры автора, его мировоззренческими установками, изменениями, произошедшими в ходе исторических сдвигов в стране в годы революции и гражданской войны. Основой для семинарского занятия служат прочитанные студентами тексты романа "Солнце мертвых", "Автобиографии" И.С.Шмелева, материалы статьи и рекомендованная литература.

Вниманию студентов предлагается следующий план:

1. И.С.Шмелев в годы революции и гражданской войны.
" отношение к революциям 1905 и 1907 гг.;
" трагедия потери сына.
2. Автобиографизм повествования.
3. Углубление реальных фактов до историко-философского осмысления.
" человек и природа в эпопее;
" образы детей;
" изменения в психологии людей;
" образы революционеров;
" интеллигенция в романе;
" фольклорные мотивы;
" значение символа "солнце мертвых".
4. Особенности композиции: отсутствие сюжета, мозаичность, полифонизм.
5. Гуманизм писателя в освещении "вечных" для человечества вопросов.

Литература:
1. Шмелев И.С. Солнце мертвых. // Волга, 1989 № 11.
2. Адамович, Г. Шмелев // Адамович Г. Одиночество и свобода: литературно-критические статьи. СПб., 1993. С. 37-45.
3. Ильин, И. О тьме и просветлении: книга художественной критики: Бунин. Ремизов. Шмелев М., 1991.
4. Кутырина Ю.А. Трагедия Шмелева // Слово. 1991. № 11.
5. Кутырина, Ю. А. Иван Сергеевич Шмелев Париж, 1960.
6. Сорокина, О. Московиана: Жизнь и творчество Ивана Шмелева М., 1994.
7. Черников, А. П. Проза И. С. Шмелева: концепция мира и человека. Калуга,
1995.
8. Чумакевич, Э. В. Художественный мир И.С.Шмелева.-Брест.: УО БрГУ им. А.С.Пушкина, 1999.-110с.
9. Давыдова, Т.Т. Русский неореализм: идеология, поэтика, творческая эволюция: учеб. пособие / Т.Т.Давыдова. - М. : Флинта: Наука, 2005. - 336 с.
10. Шмелев И.С.Автобиография // Рус. лит. 1973. № 4.
11. Шмелев И.С. Да сохранит тебя сила жизни. // Слово. 1991. № 12.







2024 © mgp3.ru.